В душе и памяти русского народа Русско-японская война (1904-1905 гг.) оставила очень глубокий след. По сей день не иссякает горячий интерес наших соотечественников к трагическим и героическим событиям тех далёких лет. Эта война во многом определила судьбу не только Японии, но и России. Но если победа Японии стала для страны стимулом движения по пути прогресса и повысила её международный авторитет, то поражение России в ещё большей степени обострило те противоречия и трудности, с которыми столкнулась наша страна на рубеже двух столетий. Можно сказать, что это поражение стало детонатором тех событий, которые потрясли Россию в 1917 году и привели к падению Империи.
Мы не должны забывать Цусиму, потому что, несмотря на поражение в войне, мы должны гордиться, что русский народ не потерял своего героического духа. Эта правда уже в течение тысячи лет является движущей силой русского народа, той живой водой, которая соединяет снова вместе временно разрозненные части русского государства и подымает страну с одра смертельной болезни, воскрешая её к новой жизни.
В пятидесятых годах прошлого века произошло то, что сейчас бы назвали знаковым событием: свет увидело первое объективное исследование знаменитого морского сражения при Цусиме русского и японского флота, когда в течение 41-й минуты 2-я тихоокеанская эскадра адмирала Рожественского прекратила своё существование. Вышло оно из-под пера Георгия Александровского - русского эмигранта, который попытался объединить накопленные исторические сведения и на основе их восстановить объективную картину событий. За рубежом считали, что роман советского писателя А. С. Новикова-Прибоя является художественным вымыслом. Авторы зарубежных исследований трагедии Цусимы пишут, что подробное изложение Цусимского боя, сделанное бывшим подпольным революционером и матросом Новиковым-Прибоем, который участвовал в сражении в качестве баталёра и, находясь во внутренних помещениях броненосца «Орёл», не является объективным, сам бой прошёл вне поля его зрения. Но советское правительство дало ему возможность познакомиться с архивными материалами и лично опросить многих участников сражения, проживающих в СССР. Несколько опытных морских офицеров были призваны оказать ему помощь своими советами. В первом издании его книги почти не было положительных отзывов об офицерах. Даже советские критики ужаснулись, и роман был подвергнут жестокой критике. Во втором издании этот недостаток был частично устранён, но явно проступало негативное отношение к адмиралу Рожественскому. По приказу свыше была сохранена вся собранная и выдуманная грязь по отношению к адмиралу Рожественскому, моральный облик которого должен был служить дискредитированию старого режима в глазах советских читателей. Героические поступки части других достойных офицеров почему-то не замечены. Так, в книге Б. Г. Островского «Адмирал Макаров» в первом издании описана атака катера под командованием лейтенанта З. П. Рожественского на турецкий броненосец «Иджалио», а во втором издании имя Рожественского вообще не упоминается. А атака не по праву приписана лейтенанту Пущину. Так искажается история. В этих вопросах пытались разобраться многие писатели, поэтому появились произведения, основанные на документальных материалах о Цусиме: М. И. Смирнов, капитан 2-го ранга; «Расплата» 1913 г., В. Семёнов, капитан 2-го ранга; «Расплата», часть 1 и 2, 1908 г., В. Семёнов; «Бой при Цусиме», 1910 г., Н. В. Новиков «Цусима», «Хроника похода и сражения – Цусима»; Г. Б. Александровский «Цусимский бой», издательство «Россия», Нью-Йорк, 1956 г.; Л. Ф. Добротворский «Уроки морской войны. Кронштадт». 1907 г.; И. А. Дитлов «В походе и в бою на броненосце «Адмирал Ушаков»; П. К. Худяков «Путь к Цусиме», Москва, 1907 год. Выдержки из этих произведений я и предлагаю великолучанам, людям не равнодушным к российской истории. Есть ещё одна причина, по которой мы вспоминаем 225-суточный поход 2-й Тихоокеанской эскадры под командованием вице-адмирала З. П. Рожественского и кровавый бой русских моряков с японскими кораблями адмирала Того у острова Цусима. Дело в том, что в этом походе и в сражении принимали непосредственное участие два человека, связанные великолукскими корнями. Один из них - родственник известному врачу, кандидату медицинских наук, заслуженному врачу России, лауреату премии имени Рубашова Анатолию Владимировичу Юнгу. Командир эскадренного броненосца «Орёл» Николай Викторович Юнг и есть его родственник. Да и внешне они похожи. Когда я стал заниматься проблемой Цусимы, то узнал, что в городе проживает известный руководитель физкультуры и спорта Виктор Мефодиевич Шлюев. Его жена является внучкой другого цусимского героя - командира броненосного крейсера «Адмирал Нахимов» капитана 1-го ранга Александра Андреевича Родионова. Он проживал в Великих Луках, имел дом в нашем городе, его две дочери похоронены в Великих Луках на кладбище «Боровицы».
14 мая 1905 года в 1 час 49 минут «Суворов» открыл огонь по японскому флагманскому кораблю адмирала Того. За ним открыли огонь «Император Александр III», «Бородино» и «Ослябля». Ответно началась стрельба японских броненосцев по «Суворову», первой жертвой стал мичман князь Церетели. Самый молодой флаг-офицер Рожественского был одним из первых, проливших кровь, первой жертвой потрясающей драмы, разыгравшейся среди мутных волн Японского моря. «Князь Суворов» вёл русскую эскадру, стреляя из башен тяжёлой артиллерии и орудий левого борта, привлекая на себя стрельбу половины японского флота. Вихрь снарядов накрывал броненосец. Первый снаряд, полученный броненосцем «Суворов» и, вероятно всей эскадрой, разорвался в судовой церкви. Тяжёлый снаряд угодил в верхнюю батарейную палубу, расположенную между двумя башнями средней артиллерии.
Несмотря на сокрушительный взрыв, на большом судовом образе даже не разбилось стекло киота. Множество образов, которыми напутствовали эскадру различные организации и родственники уходящих на Дальний Восток моряков, оказались нетронутыми. Перед иконами продолжали гореть несколько восковых свечей. Но всюду кругом валялись кучи обломков, черепков разбитой посуды, груды трупов и то, в чём трудно было опознать останки человеческих тел. Одним из первых тяжелораненых оказался священник броненосца иеромонах отец Назарий. Сражённый градом осколков, он отстранил протянувшиеся к нему руки помощи, приподнялся и прерывающимся от подступившей к горлу крови, но ещё твёрдым голосом произнёс: «Силой и властью... отпускаю... во брани убиенным...» - осенил крестом окружающих и потерял сознание.
Это попадание было символичным. Оно как бы предсказывало трагическую судьбу всей Российской империи.
«Духовная сила Церкви Христовой остаётся неосквернённой, но народ, отошедший от Церкви, усомнившийся в ней, хулящий её, обречён испить свою горькую чашу до конца. Вместе с виновными погибнут и праведные - за то, что не нашлось в них достаточно моральных сил, чтобы вовремя остановить своих заблудших братьев» (Г. Б. Александровский). Следует отметить мужественное решение адмирала Рожественского идти со своим кораблём головным впереди всего флота и не перенести свой флаг на другой корабль. Командующий предпочёл быть там, где была наибольшая опасность. Уже в начале боя были убиты многие офицеры и матросы, стонали раненые, тяжело ранен командир броненосца капитан 1-го ранга Игнациус, несколько раз ранен адмирал. От перевязок он отказывался. Его одежда была изорвана и в кровавых пятнах.
Вокруг раненой головы было обмотано полотенце, пропитавшееся кровью. В полном беспамятстве его перенесли на миноносец «Буйный». «Суворов» стоял на месте и покачивался на волнах. Его вид был страшен. Подбитая фок-мачта с повисшими реями и обломанная на половине грот-мачта. Передняя труба повалена. Задняя труба продырявлена и покосилась. Какое-то бесформенное нагромождение обломков железа вместо мостиков и надстроек. Развороченная корма и задняя башня, откуда, как из открытого кратера, подымались языки пламени и клубы дыма. Исполинские удары продолжили обрушиваться на броненосец. Но корабль продолжал упорно продвигаться на север, а уцелевшие башни броненосца не переставали стрелять по японцам. Экипаж броненосца продолжал с несломленным духом, хотя и медленно, но без остановки, отвечать противнику из малых орудий. Странная посудина с продырявленными боками и с исковерканной палубой, без мачт и труб, окутанная дымом и языками пламени, ели двигалась вперёд. Но на обрубке, оставшемся от грот-мачты, по-прежнему горделиво развевался Андреевский флаг.
Английский военно-морской историк Вильсон в следующих выражениях рассказывает о последних минутах «Суворова»: «Погружаясь в море, броненосец унёс с собой в пучину всех, кто ещё оставались живы после ужасного обстрела, произведённого всеми кораблями японского флота. Они перенесли этот обстрел с доблестью, превосходящей всякую людскую хвалу. Броненосец перевернулся в густых клубах темно-жёлтого дыма после взрыва не менее чем девяти торпед в его корпусе. Киль броненосца держался в течение некоторого времени над поверхностью волн. Потом остов корабля встал вертикально к воде и «Князь Суворов» исчез навсегда под волнами. Так кончился самый ожесточённый бой, который когда-либо вёл броненосный корабль».
«Бедовый» и «Грозный», оставив позади тихоходный крейсер и «Буйный», направились во Владивосток. Около 16 час. 30 мин. на подходах к острову Дажелет они были настигнуты японскими истребителями «Кагеро» и «Сазанами». Раненый флаг-капитан эскадры, капитан 1-го ранга К. К. Клапье-де-Колонг, приказав «Грозному» не продолжать путь, проявил малодушие и с согласия командира «Бедового» капитана 2-го ранга Н. В. Баранова распорядился поднять на миноносце белый флаг и флаг Красного Креста. Застопоривший машины «Бедовый» был занят японскими моряками с истребителя «Сазанами».
На суде, состоявшемся в Кронштадте в июне 1906 г., ответственные чины штаба и Н. В. Баранов объясняли сдачу тем, что жизнь раненого адмирала ценнее миноносца. Сам вице-адмирал Рожественский, находившийся после ранения без сознания на «Бедовом», в ходе судебного разбирательства мужественно взял на себя ответственность за то, что не предупредил возможность позорной сдачи корабля неприятелю. Адмирала суд оправдал, а инициаторов и участников сдачи - К. К. Клапье-де-Колонга, Н. В. Баранова, полковника В. И. Филипповского и лейтенанта Е. В. Леонтьева, подлежавших по закону смертной казни, в конце концов, приговорил «к исключению из службы».
А как вели в бою наши герои - капитаны первого ранга Николай Викторович Юнг - командир эскадренного броненосца «Орёл» и Александр Андреевич Родионов - командир броненосного крейсера «Адмирал Нахимов»?
Броненосцы первого отряда поочерёдно возглавляли русскую эскадру. Три броненосца - «Князь Суворов», «Император Александр III», «Бородино» и «Орёл». Уже к концу дня черёд вести эскадру выпал на долю четвёртого ещё уцелевшего корабля этого отряда - на броненосец «Орёл». Броненосцем командовал капитан 1-го ранга Николай Викторович Юнг. По отзыву капитана 1-го ранга князя Туманова, он был моряком блестящей репутации, энергичным, живым, хотя и требовательным, и строгим. Тем не менее он был обожаем офицерами и любим командой. Старшему офицеру капитану 2-го ранга Константину Леопольдовичу Шведе, человеку смышлёному, но медлительному, служить с таким командиром было нелегко. «Орёл» перенёс огонь на крейсер «Ниссин», где было подбито три тяжёлых орудия из четырёх. Но и в «Орёл было много попаданий. Крупный снаряд попал в дуло 12-дюймового орудия», часть ствола которого была заброшена на мостик, и здесь этим тяжеловесным куском металла были убиты три матроса. Три снаряда попали в левую носовую башню, которой командовал лейтенант К. П. Славинский, которому осколком выбило глаз. Четвёртый снаряд привёл башню в негодность. Много попаданий было в боевую рубку, где были тяжело ранены пять офицеров, в том числе командир и старший офицер, которые остались на своих постах. К концу 1-й фазы боя Н. В. Юнг был ранен уже в третий раз, и, когда его несли на перевязку, новый осколок пробил ему внутренности и ранил его, на этот раз смертельно. Картина минной атаки запечатлелась у него в мозгу, и доблестный командир слабым голосом, в бреду продолжал отдавать приказания, связанные с отражением минной атаки. Вслед за командиром был тяжело ранен старший штурманский офицер лейтенант В. А. Саткевич.
Командование кораблём принял капитан 2-го ранга К. Л. Шведе. Броненосец «Орёл» получил 47 попаданий снарядов 12-дюймового калибра и свыше 120 снарядов меньшего калибра. На нём было убито 2 офицера и 28 матросов, ранены 14 офицеров и 68 матросов, всего 112 человек.
После тяжёлого ранения Н. В. Юнга последовала команда адмирала Небогатого сдать израненный броненосец японцам. Такое же приказание получили и ещё четыре корабля. Все офицеры и матросы были против этого преступного решения. Сказали, что лучше умереть вместе с кораблями, чем встать на колени перед неприятелем и тем самым опозорить Россию. Незавидное положение броненосца обсуждалось уцелевшими офицерами на мостике корабля. Мичманом Сакеллари было сделано здравое предложение - подойти к крейсеру «Изумруд», передать на него своих раненых и команду, а броненосец затопить. Но капитан 2-го ранга Шведе не мог сразу решиться. Так прошло минут двадцать, пока на «Николае I» не взвился роковой сигнал. Когда разобрали сигнал, то Шведе ему не поверил и запросил семафором разъяснение. С флагманского корабля ответили: «Броненосец окружён всем флотом неприятеля, сопротивляться не могу, сдаюсь, передайте по линии». Сомнений не было. Шведе зарыдал. Почти все остальные офицеры были за потопление корабля. Инженер-механики, поручики Парфёнов, Румс и Антипин приготовили кингстоны к затоплению и только ждали распоряжения. Но его не последовало, так как Шведе уже превратился в офицера, послушного только адмиралу. Перед сдачей кораблей адмирал Небогатов собрал совет офицеров на броненосце «Николай I» и обратился к ним со словами: «Я хочу, господа офицеры, сдать броненосец. В этом я вижу единственное средство спасти вас и команду. Как вы думаете?» Первое слово получил прапорщик Александр Николаевич Шамие, который только всего полгода как сменил университетскую тужурку на офицерский китель, но тем не менее он без колебания заявил: «Если мы не можем сражаться, то нужно открыть кингстоны и корабль затопить». Такого же мнения были прапорщик Н. И. Балакшин, мичманы П. Л. Унгерн-Штернберг, Ю. Ф. Волковицкий; последний со слезами на глазах заявил: «Как же так сдаваться?» Небогатов не допустил следующих офицеров к слову. Решение было принято. Нужно сказать, что после окончания войны адмирал Небогатов, капитаны 1-го ранга Смирнов, Григорьев, Лишин решением военного суда за измену присяге были приговорены к смертной казни. Император Николай II смертную казнь заменил на 10 лет содержания в крепости. Остальных обвиняемых: капитанов 2-го ранга Кросса, Ведерникова, Артшвагера и лейтенанта Фридовского приговорили к нескольким месяцам содержания в крепости. Государство, которому Н. И. Небогатов служил долгие годы, «отыгралось» на нём за собственные недочёты в законодательстве. Даже спустя время, когда, казалось бы, страсти должны поутихнуть, «набор» упоминаний о нём поражает своим разно-образием от клейма «по вине презренного Небогатова» до «адмирала, у которого дрогнуло сердце». После суда Небогатов превратился в изгоя общества. Вспоминают, как в 1920 году на юге Небогатов пришёл в ставку генерала Деникина с просьбой о предоставлении ему пенсии, так как он был на содержании дочери - учительницы начальных классов. Деникин не принял его. Когда от причала в Крыму отходил последний корабль под натиском Красной Армии, по приказу генерала Врангеля Небогатову не оказалось места на судне. Предателей никто не любит: их презирают. Перед Великой Отечественной войной в Москве на Пятницком кладбище над давно не ухоженной могилой стояло надгробие с надписью: «Николай Иванович Небогатов. Скончался в 1922 году, 73-х лет».
Перед спуском Андреевского флага броненосец «Орёл» успел сделать 3 выстрела. Корабль представлял собой обгорелую груду стали, чугуна и железа. В корпус попало до ста снарядов, которые разрушили не бронированную часть борта, причинили множество пробоин, разбили все гребные суда, и сильно повредили артиллерию. Положение было критическим. От командира тщательно скрывали этот трагический факт, и даже поставили японского часового у лазарета. Только на следующий день, Юнг начал приходить в сознание. «Только что опомнился командир, - вспоминает его вестовой, - а тут, как на грех, в дверь заглянули японцы. Это что за люди у нас? Пришлось сказать: сдались мы, ваше высокоблагородие. А он поднялся повыше на подушку и как заплачет. Вижу, всё лицо командира в слезах. Жалко мне его, всё-таки он был хорошим человеком». В сдаче корабля Юнг никакого участия не принимал. Поэтому офицеры корабля решили похоронить его в море, как настоящего капитана-героя. На следующий день утром мёртвое тело, зашитое в парусину, покрытое Андреевским флагом, с привязанным к ногам грузом, было приготовлено к погребению. Отпевание убиенного провёл священник корабля иеромонах отец Паисий. После отпевания два матроса подняли один конец доски, японцы взяли на караул. Под звуки барабана, под ружейные выстрелы, мёртвое тело героя-командира скользнуло за борт. Японский штурман передал штурману броненосца лейтенанту Ларионову картонный квадратик, на котором были написаны координаты погребения Николая Викторовича Юнга.
А как руководил боем второй наш земляк?
Вечером 14 мая, когда гибель эскадры явилась уже свершившимся фактом, ее остатки, выстроившись в кильватер «Николаю I», также бездумно, как и днем, шли курсом NО 23° - во Владивосток. Теперь эскадру вел ее младший флагман, бывший командир «Нахимова», а теперь контр-адмирал Н. И. Небогатов. Через некоторое время, теряя скорость, от эскадры стали отставать и теряться в ночи получившие повреждения в дневном бою «Сисой Великий», «Адмирал Ушаков», «Наварин» и «Нахимов», которым командовал капитан 1-го ранга Александр Андреевич Родионов.
Потеряв друг друга из виду, они оказались представлены только своей судьбе. И она обошлась с ними, как и подобает в таких случаях на войне, беспощадно. Погибли все.
Начав поиск японских миноносцев прожекторами, «Нахимов», как, впрочем, и другие корабли эскадры, только привлек к себе их внимание. Японские миноносцы стаями бесстрашно бросались в атаку, и результат не заставил себя долго ждать. Около 10 часов ночи «Нахимов» в носовую часть по правому борту получил свое единственное и, как оказалось, смертельное попадание торпедой.
От сотрясения вышли из строя носовые генераторы, на корабле погас свет. Водяные потоки, даже несмотря на задраенные переборки, начали распространяться по кораблю, и отсек за отсеком заполнялись водой. За время многолетних плаваний в теплых широтах коррозия буквально «съела» все переборки, превратив корпус «Нахимова» как бы в огромную чашу, разделенную на тонкие легко проницаемые ячейки.
Ветхое состояние переборок и двойного дна теперь давало знать о себе в полной мере. Но Морское министерство, лихорадочно собирая разнотипные корабли в эскадру, даже и не задумалось над этим. Не помогла и интенсивная работа всех водоотливных средств. Нос все более и более уходил в воду, корма поднялась, оголились винты, и «Нахимов», уже еле двигаясь вперед, как бы толкался на одном месте. Корабль остался один в ночи среди стаи вражеских миноносцев, которые затем потеряли его из виду. Чётко отдавал распоряжения своим подчинённым А. А. Родионов.
Борьба за живучесть крейсера дала свои плоды - было восстановлено освещение. Приступили к подводке к борту пластыря. Но сделать это не удавалось - помешали волнение и ветер.
Море тем временем неотвратимо втягивало «Нахимов» в свою пучину. Корабль все более оседал носом и кренился на правый борт. Положение становилось безнадежным. Вода уже затопила почти все носовые помещения и теперь вплотную подобралась к водонепроницаемой переборке. Теперь только она отделяла ее от прорыва в обширное носовое котельное отделение. Остался единственный спасительный выход - развернуть корабль и двигаться прежним курсом кормой вперед. Теперь уже не к Владивостоку, который стал недосягаем, а к ближайшему корейскому побережью, преследуя несбыточную мечту о заделке пробоины пластырем при помощи водолазов и спасении корабля. И, хотя переборка сдерживала напор воды, вода все же медленно распространялась по кораблю, минуя, к счастью, котельное отделение. Так в тревогах и суматохе прошла ночь. Капитан 1-го ранга А. А. Родионов долго не сдавался и всё надеялся спасти и довести корабль до Владивостока, прежде чем направить крейсер к берегу и начать спасение команды.
Утром на горизонте показался берег. К удивлению всех, это был не нейтральный корейский берег, а остров, имя которого уже стало синонимом ужасающего поражения в этой войне. Берег острова Цусима теперь остался единственной надеждой на спасение. С корабля по приказанию командира стали спускать шлюпки и переносить на них раненых. В это время на горизонте показался сначала японский истребитель «Сира-нуи», а чуть позже вспомогательный крейсер «Садо-Мару». Приблизившись к «Нахимову», истребитель поднял сигнал с предложением о сдаче в плен. В эту минуту командир капитан 1-го ранга А. А. Родионов принял единственно правильное решение - взорвать корабль. Выполнить это приказали минному офицеру мичману П. И. Михайлову. Через несколько минут в минный погреб заложили подрывной заряд, а сам запальный шнур вывели на верхнюю палубу, а оттуда в стоящую рядом шлюпку.
Взрыва не произошло. Устанавливавшие в погребе взрывное устройство гальванеры, сочтя, что крейсер уже начал тонуть, нарушив приказ, отсоединили от запала провода. В это время на корабле во время начавшейся паники погибло еще 18 человек. Эта трагедия в то утро оказалась не последней.
Посланная с «Садо-Мару» трофейная команда в 7 часов 50 минут 15 мая 1904 г. ступила на палубу «Нахимова», и на нем быстро был поднят японский флаг, и с этой минуты для истории он стал кораблем-пленником. Оставшиеся теперь навсегда неизвестными гальванеры, не выполнившие приказа, непроизвольно заставили «Нахимов» разделить позор с другими, сдавшимися по трусливому безволию адмиралов, кораблями второй Тихоокеанской эскадры.
Но пленен «Нахимов» был только для истории. Довести «пленного» даже до цусимского берега, японцы не смогли. На горизонте показался израненный «Владимир Мономах». Его судьба оказалась схожей с судьбой «Нахимова». Приняв с «Нахимова» 26 офицеров и 497 матросов, «Садо-Мару» устремился к «Мономаху».
Но не все покинули умирающий корабль. На нем остались его командир А. А. Родионов и штурман лейтенант В. Е. Клочковский. Они сорвали вражеский флаг и водрузили Андреевский, сведя на нет весь «успех» по захвату крейсера. «Нахимов» стоял обреченный. Около 10 часов утра в водах Корейского пролива, повалившись на правый борт, крейсер ушел в голубое безмолвие. Судьба все же спасла проявивших отвагу командира и штурмана. Спаслись и 2 офицера и 99 матросов, сумевшие еще до подхода «Садо-Мару» высадиться в шлюпки, - они добрались до острова и сдались в плен. Командир корабля капитан 1-го ранга А. А. Родионов и лейтенант В. Е. Клочковский, вместе с крейсером пошли ко дну, но напор воды выбросил их на поверхность. В руках у штурмана оказался кусок доски, который он и протянул командиру.
Из донесения командира крейсера 1-го ранга «Адмирал Нахимов»:
«Считаю своим нравственным долгом заявить, что весь личный состав крейсера, офицеры и нижние чины, как во время боя, так и после него вплоть до гибели «Нахимова» вели себя выше всякой похвалы. После боя, утомленные нравственно и физически, они сделали все возможное, чтобы предотвратить гибель вверенного мне крейсера. Каждый из них смело может сказать, что честно исполнил свой долг. В особенности прошу обратить внимание: на поступок лейтенанта Клочковского, пробывшего 26 часов на мостике, оставшегося на крейсере до последнего момента. На поведение капитана 2-го ранга Мазурова, принимавшего главное участие по исправлению всех повреждений, тушению пожаров и спасению людей; его присутствие было видно всюду, где необходима была умелая распорядительность. На мичмана Де-Ливрона, который был сильно ранен и оставался на своем посту до потери сознания. На судового священника о. Виталия, который появлялся в самых опасных местах, с крестом в руках, благословлял раненых и напутствовал умирающих.
На кондуктора старшего боцмана Усачева, на обоих боцманов Михно и Молодкина, все время работавших без устали по исправлению повреждений.
На артиллерийского кондуктора Глазычева, подавшего пример команде своим хладнокровным поведением.
На комендоров Фаддея Попова, Шевченко, Названова, Шепухина и Фрейденберга, распоряжавшихся во время боя, как на учении и при отражении атак, и утопивших миноносцы.
На матроса Голованова, спасшего своего ротного командира в то время, когда он тонул.
К сему присовокупляю, что с вверенного мне крейсера, по моему распоряжению, были спасены казенные деньги суммою 1686 фунтов - стерлингов английской монетой, которые, для сбережения и доставки в Россию, были розданы команде. Розданы они были потому, что в одних чьих-нибудь руках иметь их я не рисковал из опасения, что они будут конфискованы японцами как призовые деньги.
Капитан 1-го ранга Родионов».
С глубоким чувством уважения и преклонения перед героями Цусимы мы вспоминаем их подвиги.
Адмирала Рожественского за его нечеловеческий труд, связанный с проводкой Второй Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток, за твёрдость характера, проявленную им в бою, ждала «награда» не только в виде испитой им горечи незаслуженного поражения от более сильного противника, не только в виде морального унижения - быть сданным тяжелораненым в плен, но ещё в форме резкой критики, грубых нападок и, наконец, предания суду после его возвращения на родину. С благородным достоинством, приняв на себя всю вину, адмирал Рожественский закончил своё выступление на суде со словами: «Я сожалею, что в приказе до сражения я не указал, что спасать командующего следовало только в том случае, если состояние его здоровья не позволило бы ему продолжать командование. Меня нужно было оставить на «Суворове».
Адмирал Рожественский прожил недолго. 1 января 1909 года его сердце перестало биться. Проводить его в последний путь собралась масса народу: среди них пережившие Цусимский бой офицеры и матросы, а также защитники Порт-Артура. Как вспоминает капитан 2-го ранга Н. А. Монастырёв в написанной им книге «Истории русского флота», там были представители всех слоев русского общества. Но отсутствовали доблестные командиры его эскадры: Игнациус, Бухвостов, Серебренников, Юнг, Бэр, Фитингоф, Миклухо-Маклай, Егоров, Лебедев, Шеин, Матусевич, Шамов, Керн. Они покоились на дне морском у острова Цусима. Умер в плену Озеров. Родионов был убит взбунтовавшимися матросами в Кронштадте. Похоронен Александр Андреевич там же, на морском кладбище. Адмирал Фалькерзам скончался перед боем.
Поздно, но искренно вся Россия скорбела, что ушёл из жизни человек, с именем которого связано, по мнению постороннего нам писателя Франка Тиса, «как при переходе Ганнибала через Альпы, отвага и безумство подвига, единственного в морских анналах».
Необходимо сказать о священниках кораблей 2-й эскадры: иеромонахах Назарии, Виталии, Паисии, Иове и других представителях русской православной церкви, которые с честью выполнили свой духовный долг, поддерживали офицеров и матросов и гибли вместе с ними.
Хотелось бы привести ещё один пример мужества и героизма русских моряков. Израненный, истерзанный броненосец «Адмирал Ушаков» дрался с японскими крейсерами «Ивато» и «Якумо». Силы были неравными. Командир броненосца капитан 1-го ранга В. Н. Миклухо-Маклай отдал команду «По местам, господа. Умрём, но Андреевского флага не опозорим. Будем драться по-ушаковски». В это время японские снаряды вырывали куски стального борта, вызывали пожары, сеяли смерть, и палубу русского корабля обагрило свежей кровью. Корабль остановился. Орудия замолкли. Командир отдал последний приказ: «Команде спасаться». Но шлюпки были все разбиты. Команда начала бросаться в воду. На баке иеромонах отец Иов торопил спасаться молодого фельдшера. Тот медлил, жалея, что иконка, которой его благословила мать, осталась в кубрике. Батюшка сказал ему, что если иконка является благословением матери, то следует за ней спуститься вниз, и что Бог его убережёт. Самым, последним в воду бросился Миклухо-Маклай. Броненосец перевернулся и ушел в воду кормой. Кто-то из матросов крикнул: «Ура «Ушакову»! С Андреевским флагом ко дну идёт!» Через три часа японцы начали спасать команду. Командир не разрешил спасать себя и офицеров, пока последний матрос не будет спасён. Когда японцы вторично подплыли к тому месту, где находился доблестный капитан, он уже был мёртв. Окоченевший труп Миклухо-Маклая достали из воды. Оказалось, что в воде он был ещё ранен. Судьбу командира разделил отец Иов, который плавал с крестом в руке и долго крестил в сторону озверевшего врага, призывая Бога смягчить его жестокое сердце. Всего было спасено 338 человек из 430 чинов экипажа броненосца. Многие командиры разделили судьбу со своим детищем и пошли на дно морское, с ними оказались в морской пучине с крестом в руках священники кораблей русской эскадры адмирала Рожественского. Всего в Цусимском сражении погибло 5046 офицеров и матросов доблестного Российского флота.
В 1912 году император Николай II посетил каюту командира миноносца, которым командовал А. А. фон Транзе и увидел в его каюте фотографию броненосца «Адмирал Ушаков» и сказал: «Доблестный корабль, Нет, это не было поражением, а это была победа духа». В увековечивание памяти броненосца «Адмирал Ушаков», в 1915 году в состав Русского Императорского Флота вошёл эсминец «Капитан 1-го ранга Миклухо-Маклай».
Недавно, в наше время, на экранах телевидения прошёл фильм «Убить Сталина». Главную отрицательную роль в этом фильме сыграл актёр Михаил Пореченков. Вот, что он говорит о своём герое: «Хесс - самый честный и прямолинейный в этом сюжете. Мы покопались в истории и нашли прототип моего героя.
Был такой человек, первый заместитель Отто Скорцени (известный немецкий диверсант), который жил в Петербурге. Весь его род приехал в Россию ещё с Петром I. Дед этого человека командовал броненосцем «Ослябя» во время Цусимской битвы. Потом этого человека убили на Кавказе, и солдаты вынесли тело за линию фронта. Оказали уважение, хотя он и сражался против российских войск».
Вот, тогда-то я и решил показать еще одного героя Цусимы капитана 1-го ранга Владимира Иосифовича Бэра.
Среднего роста, с бледно-голубыми глазами, с седеющими каштановыми усами и раздвоенной длинной бородой, он отличался представительной наружностью. Бэр был опытным, знающим и образованным морским офицером. В бою он проявил олимпийское спокойствие и полное бесстрашие. По мере приближения японской эскадры командир находился, вплоть до открытия огня, на верхнем мостике, не спускаясь в броневую рубку. Дисциплинированная команда, следуя примеру своего командира, оставалась стоять на верхней палубе по своим боевым постам, как будто корабль находился не перед боем, а ожидал царского смотра.
Японская стрельба по этому кораблю оказалась чрезвычайно меткой. Попадания начались сразу. Уже третий снаряд ударил в носовую часть броненосца и разворотил весь бак. Немедленно второй и третий снаряд разорвались на баке. Град снарядов осыпал корабль. Но броненосец отстреливался из всех своих пушек. Один из разорвавшихся на баке снарядов был крупного калибра и сделал в борту корабля огромную пробоину. Хлынувшая вода залила отсеки жилой палубы, проникла в носовые пороховые погреба. Корабль осел носом и накренился на левый борт. Следующими снарядами были разбиты казематы орудий. Один снаряд разорвался у боевой рубки, был тяжело ранен морской писатель, старший флаг-офицер лейтенант барон Ф. М. Косинский. Другие офицеры и матросы - убиты или ранены. Когда вельбот доблестного мичмана Храбро-Василевского подошёл к миноносцу и пересадил туда спасённых матросов и офицеров, под градом снарядов корабль отошёл от броненосца. Всего было спасено 204 члена экипажа. Командир с залитым кровью лицом вышел из рубки и приказал позвать старшего офицера, и снова скрылся в рубке, чтобы дальше вести корабль, продолжая неравный и безнадёжный бой.
Море бурлило вокруг броненосца. Стальной дождь падал с неба. Снаряды падали не только в воду, но и всё время попадали в корабль. Иной раз, два или три снаряда одновременно. Они разрывались с оглушительным треском. Стальные балки ломались как соломинки. Крутило, рвало и мяло железные листы. Тела людей разрывало на части. Отрывало головы, ноги и руки. Души одних покидали мгновенно этот прообраз ада на море, у других они не хотели расстаться с изуродованным телом, и несчастные люди страшно мучились, страдали и теряли рассудок. Большинство экипажа оставались на своём посту, продолжали биться с врагом. Неприятельские снаряды обрушились на боевую рубку. Были убиты или тяжело ранены и позднее утонули: старший офицер капитан 2-го ранга Д. Б. Похвистнёв, 8 ведущих офицеров и другие. Командир капитан 1-го ранга Бэр был ранен в голову, но не покинул рубку и продолжал вести корабль, который вновь попал под оглушительный обстрел всей японской эскадры. Это был смертный приговор героическому кораблю. Наиболее трагичной была судьба машинной команды. Она оказалась в ловушке. Подъёмные механизмы, открывающие тяжёлые броневые люки, которые предохраняли машины от попадания снарядов, не действовали. Находящиеся на верхней палубе, не думая о собственном спасении, пытались открыть эти люки при помощи немногих талей, которые» уцелели от пожаров и снарядов. Но люки были тяжёлые и открывались медленно. Их удалось только приподнять, а не открыть как корабль уже почти лёг плашмя и начал зачерпывать воду своими тремя огромными трубами, из которых валил густой дым и расстилался по воде. Из машинной команды никто не спасся. Они все, во главе с судовыми механиками полковником Н. А. Тихоновым, поручиками Г. Г. Даниленко, А. А. Быковым, А. Г. Шевелёвым были похоронены в стальном гробу, которым для них оказался так бережно ими опекаемый их корабль. Обратившись к оставшимся офицерам, Бэр торопливо сказал: «Спасайтесь, господа, тонем... прощайте». Без фуражки, с окровавленной головой он зычным голосом скомандовал: «Все за борт... Команде спасаться... Живо за борт!»
На пылающем мостике по-прежнему находился командир. Он был одинок. Он уже не держался на ногах, а повис, держась руками за стойку. Последние его слова были:
- Отплывайте дальше от борта! Вас затянет водоворотом!
«В этот момент, - пишет Новиков-Прибой, который не любил царских офицеров, - капитан 1-го ранга Бэр - перед лицом смерти - был великолепен...»
В память о героизме русских офицеров и матросов в Цусимском бою правительство учредило медаль «В память похода эскадры адмирала Рожественского на Дальний Восток». Этой медалью были награждены все офицеры и матросы - участники этого похода и сражения. Отдельным указом императора были награждены офицеры - герои этой битвы. Очень жаль, что в то время посмертно никого не награждали.
Цусимское сражение окончилось почти полным уничтожением русской 2-й Тихоокеанской эскадры: из 17 её кораблей 1-го ранга 11 погибли, 2 были интернированы, а 4 попали в руки противника. Из крейсеров 2-го ранга два погибли, один разоружился и только один (яхта «Алмаз») достиг Владивостока, куда пришли также всего два эскадренных миноносца из девяти. Из 14334 русских моряков - участников сражения - 5046 человек, в том числе 209 офицеров и 75 кондукторов, были убиты, утонули или скончались от ран, а 803 человека получили ранения. Многие раненые, включая командующего эскадрой (а всего 6106 офицеров и нижних чинов) попали в плен.
Потери японского Соединённого флота оказались сравнительно небольшими: 3 потопленных миноносца, несколько повреждённых кораблей и 699 убитых и раненых.
Несмотря на излишнюю осторожность большинства флагманов и низкую эффективность многих малых и устаревших кораблей, японскому командованию удалось добиться хорошего взаимодействия броненосных, крейсерских и минных отрядов, и в первую очередь разгромить главные силы 2-й Тихоокеанской эскадры. Поражение русских броненосцев, которые не были поддержаны своими крейсерами и миноносцами, предопределило и роковой исход всего сражения. 15 мая, как и накануне, офицеры и матросы русских кораблей доблестно сражались, но уже не имели шансов на успех в боях с превосходящими силами противника. Сдача врагу нескольких кораблей явилась следствием деморализации части командного состава, подавленного очевидным перевесом японского флота.
Начиная от царей до последнего солдата или матроса, правда всегда была одна - любовь к своей стране, сознание сопринадлежности к своему народу и гордость быть русским. С этой правдой в сердце русские моряки в Цусимском бою первые открывали огонь по неприятелю, находясь на подбитых и горящих кораблях, первыми начинали бой каждый раз после перерывов, о чём с удивлением и уважением пишут авторы английской официальной истории Цусимского сражения. С этой правдой в себе русские моряки не прекращали стрелять из орудий по неприятелю и тогда, когда их корабли уходили на дно моря. Японские моряки под командованием своих офицеров, относились к русским офицерам и матросам бесчеловечно и жестоко. Когда тонули корабли, и личный состав русского флота, оставшийся в живых, бросался в холодное море, японцы направляли свои миноносцы на головы матросов, которые погибали. Спасением моряков они начинали заниматься после 3-4-х часов гибели корабля, когда многие уже погибли.
«Божьи жернова мелют медленно, но верно. Только через сорок лет японским морякам пришлось на себе испытать и горечь поражения, и ужасы отчаяния, когда им пришлось заглянуть в бездонные глаза той же смерти, которая так же безжалостно ожидала их, как она стерегла покинутых и беспомощных русских моряков, тщетно искавших спасения, держась на поверхности пустынных волн на безбрежных просторах японского моря». (Г. Б. Александровский.)
В память павших героев-моряков в Санкт-Петербурге в 1911 году по инициативе адмирала Фёдора Васильевича Дубасова был построен храм. В народе он получил название Спас-на-Водах или Цусимской церкви. В нём были высечены имена офицеров и матросов, погибших в годы войны с Японией: у острова Цусима в Порт-Артуре. В 1932 году храм-памятник был взорван. В 2003 году на его месте возведена скромная часовня на народные пожертвования.
Цусимская катастрофа приобрела значение национальной трагедии и оказала огромное влияние на внутреннее положение России. Она всколыхнула общественное мнение страны и вызвала лавинообразное нарастание революционного процесса, охватившего также армию и флот. В военном отношении Цусима означала окончательное завоевание господства на море японским флотом, получившим полную свободу действий. Вместе с тем Япония к этому времени уже не могла направить полноценных подкреплений своей сухопутной армии на материке, а русская Маньчжурская армия, несмотря на поражение под Мукденом, сохраняла численное превосходство и возможность получения новых соединений из европейской России.
«И по сей день в холодных водах Цусимы, на дне Корейского пролива лежат остовы красавцев броненосцев и крейсеров. В духовном плане они и по сей день являются частичкой великой России, той великой Державы, которую завещали наши великие предки». (Б. Г. Ганелин, «Цусима - знамение конца Русской истории».)
Прошло много лет. Мир только что пережил ужасы Второй мировой войны. Пароход подходил к острову, покрытому горами со склонами, заросшими лесом, окружённому отвесными скалами и подводными камнями. Линия белого прибоя опоясывала остров. Море было серое, холодное и неприветливое. Капитан послал матроса позвать на мостик своего помощника. Им был бывший воин, моряк Русского флота.
- Мы подходим к острову Цусима, - сказал капитан, чистокровный американец. - Здесь спят вечным сном ваши храбрые соотечественники... Отдадим честь их памяти!
Он замолк, вытянулся, приложил руку к козырьку морской фуражки, в то время как американский флаг с красными полосами и синими звёздами был медленно приспущен наполовину.
На вечные времена угрюмый вид острова Цусима связан с воспоминаниями о нашедших здесь свою могилу доблестных русских моряках. Память о героях, какими себя показали русские офицеры и матросы эскадры адмирала Рожественского, не умирает и живёт в сердцах не только русских людей, но и образованных моряков всего мира.
Б. Ю. ХАНИН,
заслуженный учитель России
P. S. Основано на материалах русской, зарубежной и советской литературы. Названия произведений приведены в тексте.
