Фофанова Екатерина Семеновна
вольнонаемная1925 — 2010авиация
Родилась 15 мая 1924 года.
25 октября 1940 — Дмитровская фабрика №9
6 ноября 1941 года уволена в связи с эвакуацией.
10 ноября 1941 года — машинистка 127 БАО
6 августа 1944 года награждена медалью «За оборону Москвы»
7 ноября 1945 года награждена медалью «За взятие Кенигсберга».
22 января 1946 года — 5 июля 1946 — машинистка 272 ИАП.
По окончании 9 классов мама поступила в Загорский учительский институт в 1940 году. Но в конце года ввели платное обучение, платить было нечем, и она пошла на Дмитровскую трикотажную фабрику №9 сначала кладовщиком, а затем лаборантом.
В ноябре 1941 года немцы вплотную подошли к Дмитрову, и фабрику эвакуировали. После эвакуации фабрику хотели взорвать, и мама показывала взрывникам подвалы и фундаменты фабрики. Но Дмитров не сдали и фабрику не взорвали. И 6 ноября маме пришлось уволиться.
Но уже 10 ноября 1941 года она была принята на работу в 127 БАО (батальон аэродромного обслуживания) в качестве писаря, а затем переведена на должность машинистки. Ей приходилось допрашивать пленных немцев, так как никто в батальоне немецкий язык не знал, а мама окончила 9 классов, что по тем временам было очень серьезно.
Обмундирования им, вольнонаемным не полагалось, ходили в своем, в гражданском. Шинелями их обеспечивали, но второй или третьей категории — значит, уже ношеными, тонкими и рваными. Зимой — платки поверх пилотки, на ноги — соломенные чуни (кирзовые сапоги зимой — еще та радость), на себя, под шинель — кофты и свитера, если есть, а так — солдатское белье не первой категории.
На новых местах приходилось обустраиваться самим — нескольким вольнонаемным девушкам. Приходилось и землянки рыть, и ютиться в разбитых и сожженных домах, самим делать себе нары, столы, оборудовать печки из бочек.
Зимой очищали аэродромы от снега, растаскивали в стороны от ВПП мерзлые трупы немцев и наших бойцов. Так дошли до Восточной Пруссии, до Кенигсберга. Мама издали видела, как штурмовали цитадель Кенигсберга, небо было черно от наших самолетов, штурмующих и бомбящих крепость. Город был почти пустой: все войска — на штурме.
Поразила аккуратность мостовых, палисадников, заборчиков и домов. В домах было чисто и богато по сравнению с нашим бытом — немцы уходили, не успев ничего забрать с собой.
Конечно, наши брали трофеи. Маме досталась перина, на которой мне довелось изрядно поспать, и еще что-то по мелочи. А в Литве мама сшила себе пальто у местной портнихи, в котором ходила еще долго после войны. Воротник сделали из цигейковых шапок. На примерку приходилось бегать на хутор за 5 километров, и это по Литве в 1944 году.
Мама помнит гражданских немцев, которые пугливо и опустив глаза ходили по улицам, прижимаясь к стенам домов: немецких детишек в шортиках с лямочками, которые с мисочками стояли в очереди к полевой кухне.
Вспоминая немецкие города в Восточной Пруссии, мама часто говорила: «Ведь так хорошо жили, у нас такого и после войны не было. Так чего им не хватало, чего к нам полезли?».
Награждена медалями «За оборону Москвы», «За взятие Кенигсберга».
25 октября 1940 — Дмитровская фабрика №9
6 ноября 1941 года уволена в связи с эвакуацией.
10 ноября 1941 года — машинистка 127 БАО
6 августа 1944 года награждена медалью «За оборону Москвы»
7 ноября 1945 года награждена медалью «За взятие Кенигсберга».
22 января 1946 года — 5 июля 1946 — машинистка 272 ИАП.
По окончании 9 классов мама поступила в Загорский учительский институт в 1940 году. Но в конце года ввели платное обучение, платить было нечем, и она пошла на Дмитровскую трикотажную фабрику №9 сначала кладовщиком, а затем лаборантом.
В ноябре 1941 года немцы вплотную подошли к Дмитрову, и фабрику эвакуировали. После эвакуации фабрику хотели взорвать, и мама показывала взрывникам подвалы и фундаменты фабрики. Но Дмитров не сдали и фабрику не взорвали. И 6 ноября маме пришлось уволиться.
Но уже 10 ноября 1941 года она была принята на работу в 127 БАО (батальон аэродромного обслуживания) в качестве писаря, а затем переведена на должность машинистки. Ей приходилось допрашивать пленных немцев, так как никто в батальоне немецкий язык не знал, а мама окончила 9 классов, что по тем временам было очень серьезно.
Обмундирования им, вольнонаемным не полагалось, ходили в своем, в гражданском. Шинелями их обеспечивали, но второй или третьей категории — значит, уже ношеными, тонкими и рваными. Зимой — платки поверх пилотки, на ноги — соломенные чуни (кирзовые сапоги зимой — еще та радость), на себя, под шинель — кофты и свитера, если есть, а так — солдатское белье не первой категории.
На новых местах приходилось обустраиваться самим — нескольким вольнонаемным девушкам. Приходилось и землянки рыть, и ютиться в разбитых и сожженных домах, самим делать себе нары, столы, оборудовать печки из бочек.
Зимой очищали аэродромы от снега, растаскивали в стороны от ВПП мерзлые трупы немцев и наших бойцов. Так дошли до Восточной Пруссии, до Кенигсберга. Мама издали видела, как штурмовали цитадель Кенигсберга, небо было черно от наших самолетов, штурмующих и бомбящих крепость. Город был почти пустой: все войска — на штурме.
Поразила аккуратность мостовых, палисадников, заборчиков и домов. В домах было чисто и богато по сравнению с нашим бытом — немцы уходили, не успев ничего забрать с собой.
Конечно, наши брали трофеи. Маме досталась перина, на которой мне довелось изрядно поспать, и еще что-то по мелочи. А в Литве мама сшила себе пальто у местной портнихи, в котором ходила еще долго после войны. Воротник сделали из цигейковых шапок. На примерку приходилось бегать на хутор за 5 километров, и это по Литве в 1944 году.
Мама помнит гражданских немцев, которые пугливо и опустив глаза ходили по улицам, прижимаясь к стенам домов: немецких детишек в шортиках с лямочками, которые с мисочками стояли в очереди к полевой кухне.
Вспоминая немецкие города в Восточной Пруссии, мама часто говорила: «Ведь так хорошо жили, у нас такого и после войны не было. Так чего им не хватало, чего к нам полезли?».
Награждена медалями «За оборону Москвы», «За взятие Кенигсберга».
Комментарии