Мой прадед Николай Анисимович Спиридонов прожил небольшую, всего 72 года, но достойную жизнь. Родился он в большой крестьянской семье в деревне Губаны Великолукского района. Отец его умер перед самой войной, а мама осталась с семью детьми, самому младшему из которых было 3 года. Когда началась война, Николаю было 13 лет. Бабушка говорит, что он не любил рассказывать об этом страшном времени, считал, что ничего особенного не совершал, так многие в те годы жили. Но я считаю, что он был настоящим человеком и героем.

Когда нашу местность захватили фашисты, мой прадед с друзьями стали связными у партизан. Они ходили по тайным лесным тропам и доставляли в партизанский отряд сведения о передвижении врага. Однажды в их деревню Губаны прибыл карательный отряд эсэсовцев. Стали сгонять всех жителей на площадь, потребовали выдать партизан и их семьи. Люди молчали, никто не выдал своих.

Враги объявили, что деревню сожгут вместе с жителями, но никто ничего не сказал. Тогда партизанские жены с детьми вышли сами, чтобы спасти деревню. Николая мама успела отослать за партизанами. Партизаны пришли на помощь, но было поздно. Враги расстреляли невинных женщин и детей и укатили дальше. Уезжая, предупредили, что вернутся и запретили хоронить расстрелянных.

Ночью мама разбудила Николая, велела собрать ребят, чтобы достойно похоронить убитых. Ребята 14–15 лет, зная, что рискуют, хоронили ночью. Какова же была радость, когда через несколько дней в деревню вошли наши. Погибших солдат и семьи партизан похоронили вместе в одной братской могиле у реки. Там и теперь стоит памятник.

Вот после этого и задумал мой прадед уйти на фронт, он хотел отомстить фашистам за горе, страх, слезы своих родных и соседей.

После освобождения района Николая направили в Москву, где он работал на военном заводе. Было голодно, тяжело, скучал по дому. Прадед всегда с благодарностью вспоминал рабочих, вывезенных из блокадного Ленинграда, с которыми вместе трудился. Им давали двойной паек, а ленинградцы половину отдавали работавшим рядом мальчишкам. «Так вот мы и выжили», – вспоминал Николай Анисимович.

Вскоре, прибавив себе год, Николай добился отправки на фронт. Такими они были, ребята военной поры, знали, что Родину надо спасать.

Николая определили во флот. Бабушка говорит, что отслужил он на Черноморском флоте семь лет. Война в счет действительной службы не входила. Из воспоминаний прадеда мы знаем, что в больших сражениях он не участвовал. Его эсминец «Сообразительный» охранял линию обороны у Новороссийска, где шли кровавые сражения на Малой Земле. Нельзя было допустить, чтобы враг повернул вновь к освобожденному Севастополю.

Прадед говорил, что старослужащие берегли новобранцев, они ведь были совсем юные. В них видели будущее флота. «Сообразительный» побывал у берегов Румынии, Болгарии, Турции, Югославии, когда освобождали Европу. А еще я из документов узнал, что, пожалуй, самой примечательной миссией «Сообразительного» в течение двух последних лет войны стало участие в обеспечении безопасности Ялтинской конференции в феврале 1945 года. Гвардейскому эсминцу достался самый почетный участок патрулирования – южнее Ливадии.

После мобилизации вернулся Николай в родные места, женился, вырастил троих детей, много работал. Всегда гордился мой прадед званием русского моряка. Когда в конце 60-х годов опускали на воду новый корабль «Сообразительный», Николая Анисимовича пригласили в Севастополь на торжество. Поехать он не смог, о чем сожалел все время.

Со слов моих родных я знаю, что прадед очень любил книги, был очень начитанным человеком, хорошим охотником и рыбаком. У него было много друзей. Его любили за веселый добрый нрав.

Дмитрий БАРАНОВ