«В те времена в мужской школе учили не только чистописанию, но и многим другим интересным вещам, в том числе вышиванию. Накануне по краям белой салфетки я стал вышивать незамысловатые силуэты танков и самолётов. По моей задумке в каждом углу салфетки должны были располагаться жёлтые цыплятки, каждый из которых был кто парашютистом, кто бойцом с винтовкой, кто моряком, а один бежал с сачком — биолог.
Тётя Света, которой я показал своё «творение», предложила помощь. Я вдевал в иголку мулине - разноцветные нитки для вышивания, а она ловко исполняла мой замысел. Иголка так и плясала в её умелых руках».
Заурядная идиллическая картинка. Но всё приобретает совсем иное звучание, если сказать, что «тётя Света» - это Светлана Сталина (Аллилуева), а рукодельничающий мальчик из 50-х годов - это писатель Иван Чигирин, автор документальной книги «Светлана». У него и сейчас дома хранится эта историческая салфетка.
Более того. Отец Ивана Ивановича являлся другом семьи Светланы Сталиной, был в курсе многих дел, многое видел и многое знал. В том числе и насчёт отношений знаменитой дочери с одним человеком.
В большинстве источников его (назовём его В., чтобы хоть как-то назвать) уверенно записывают в число 16 любовников С. И. Сталиной, хотя в действительности любовь была только со стороны одного человека - самой Светланы. А её избранник, тот самый В., всячески отворачивался от молодой женщины аж в течение трёх лет, предпочитая крутить ничего не обязывающие романы на стороне.
То ли ответственности перед первыми лицами страны человек пугался, то ли, действительно, к Светлане сердце не лежало. Но факт остаётся фактом: человек, которого походя величают любовником С. Сталиной, таковым никогда не являлся. И это не какие-то предположения на уровне гипотезы, а самая настоящая сермяжная правда, которую можно пощупать и потрогать. В виде 14 писем, открыток и телеграмм 1952-1954 годов и 8 писем 1985-1986 годов.
Что в этих письмах? В них клокочущая страсть, беспредельная нежность, многословие любящего сердца и грусть от того, что они с В. не рядом, не вместе. Светлана просит, извиняется, унижается даже, не боится быть смешной и, вообще, не думает, как её прочтут и прочтут ли.
Для примера, только небольшой отрывок письма от 18 ноября 1954 года. Небольшой, потому что всё это буквально искрит эмоциями и рассыпается бенгальскими огнями не хуже высоковольтного разряда, который вырывается из-под изоляции:
«Очевидно, я виновата в том, что не смогла Вам раньше этого объяснить, и в том, что Вы меня часто не так понимали. Мне очень горько сейчас, потому что Вы опять отвернулись от меня. То время – месяца полтора до праздника, когда мы с Вами виделись по субботам, когда Вы приходили ко мне как к своему другу, когда Вы отдыхали около меня, было чудесным, счастливым, и мне было очень хорошо и радостно. Говорю – было, так как всё это исчезло; Вы меня безжалостно лишили всего сразу.
Это неправда, Витя, что дружба меня не удовлетворяет, что она мне не нужна. Это Ваша глубочайшая ошибка. Я только и живу дружбой нашей, у меня больше ничего нет, и лучшего ничего не может быть, Вы знаете.
То, что Вам в то время хотелось в конце недели повидать меня, рассказать свои новости, просто поболтать, послушать меня, – Вы не знаете, как я ценю Ваше доверие ко мне, доверие взрослого, опытного, умного человека, Вы не знаете, как я этим горжусь, как это редко для женщины. Разве я виновата, что, может быть, Вы этого не видите? Вы ведь отдыхали со мной – я это чувствовала, и когда мы болтали сидя на диване, и когда гуляли, когда я Вас провожала домой. Я не знаю ничего лучше того вечера, когда (кажется 3-го или 4-го ноября) я Вас встретила на улице Герцена, и мы прошлись до Вашей набережной. Я была счастливой. Вы не знаете, что когда я возвращалась домой после этих прогулок, я долго не могла заснуть и даже плакала хорошими, счастливыми слезами, плакала от любви и нежности к Вам. Мне было чудесно хорошо. И я так ждала 7 ноября, праздника, я так готовилась к нему; мне хотелось, чтобы всё было хорошо, красиво, весело. Вы не знаете, как меня растрогало то, что Вы принесли ко мне в Жуковку тот традиционный обед, который в Вашей семье всегда бывает дома, у мамы. Мне в этом виделось какое-то дополнительное Ваше доверие ко мне, Ваша дружба. Повторяю, я была счастлива. Мне ничего более не нужно было, ни от Вас, ни от кого».
Какие уж тут любовники! Вся переписка с В. Светланы Сталиной переворачивает традиционное представление о ней как о балованной принцессе, капризной и пресыщенной. За строками писем, донесённых до нас Иваном Чигириным, видится образ человека тонкого, ранимого и глубоко несчастного. Человека, который всегда был очень искренним с людьми, очень доверчивым, и всегда очередной сеанс подобного доверия оканчивался лишь разочарованием и новой грустью. То Светлана влюбляется в прожжённого ловеласа Каплера, которому она нужна лишь как престижный трофей, то очередным избранником становится боязливый сослуживец В.
Страшная, трагическая судьба. При этом фигура С. И. Сталиной становится понятнее, человечнее. Понимаешь хотя бы, что даже те ошибки и импульсивные поступки, которые она в своей жизни совершала, имеют свою глубокую мотивацию и логику.
Она сама признавалась в письме от 5 апреля 1986 года, что после разрыва с В. «всё смешалось и покатилось... куда-то без руля и без ветрил». Молодую женщину просто сломали смерть отца, жёсткая идеологическая обработка со стороны своего сослуживца Андрея Синявского, пичкавшего впечатлительную натуру диссидентской жвачкой, робость и равнодушие В.
Страшная судьба. Но не менее страшно подумать, что было бы, потеряйся письма Светланы. Мы так бы и придумывали ей обидные клички, перечисляя реальных, а, чаще всего выдуманных любовников.
Иван Чигирин спас эти письма и доброе имя Светланы Сталиной дважды. В первый раз, когда взял папку с перепиской и магнитофонной кассетой с рассказом В. из горы бумаг, предназначенных к сжиганию. И во второй раз, когда написал свою книгу «Светлана». Уникальную и нужную книгу.
Осенью 1952 года на Шевардинском редуте Бородинского поля семьи Сталиных и Чигириных закопали бутылку шампанского с пожеланием вернуться туда и откопать бутылку. Не вернулись. Бронзовый орёл от бюста Багратиона, у которого фотографировалась Светлана, как замечает Иван Иванович, «улетел в приёмный пункт цветных металлов».
Всё изменилось. Хорошо хоть некоторые рукописи иногда, при определённых стечениях обстоятельств, не горят.
А. КАНАВЩИКОВ