Игорь Чапурин: С Наоми Кэмпбелл я бы пошёл в разведку!
0«Я жил среди людей, которые посвятили себя лёгкой промышленности»
- Игорь Вячеславович, вы родом из Великих Лук, затем уехали в Витебск получать профессию «конструктор женской верхней одежды». Что заставило юношу из провинциального города, и сегодня славящегося достаточно консервативными нравами, поступать на такую специальность? Откуда возник интерес к моде, одежде?
- В моей ситуации всё просто. Мой дед был крупнейшим специалистом по переработке льна. В советское время он ездил по всей стране и строил льнокомбинаты. Запускал их, собирал команду и уезжал куда-то дальше. Последним производством, которое он создал и где остался, был льнокомбинат в Великих Луках.
Моя мама всю жизнь проработала на великолукской трикотажной фабрике, куда пришла закройщицей. Она была умной и прекрасной женщиной, очень деликатной. Она сделала прекрасную карьеру – стала членом совета директоров. От неё я многому научился с точки зрения «руководительствования» людьми. Уважать их, а также правильно общаться со своими сотрудниками.
Кроме всего прочего мама была почётным рационализатором Советского Союза. Она всё время по вечерам рисовала на кальке какие-то лекала и пыталась оптимизировать крой. Отец тоже работал в лёгкой промышленности, он был творческим человеком.
Можно сказать, что я жил среди людей, которые посвятили себя лёгкой промышленности того времени. Моя мама говорила: «Лёгкая промышленность на самом деле тяжёлая промышленность». Так оно и было, но каждый из моих близких работал очень искренне – не вслепую, а вдумчиво и с любовью. Это были очень увлеченные люди, которые любили свое дело.
Иногда я с мамой оказывался на ночных дежурствах – по правилам того времени кто-то из директоров в праздники был обязан оставаться на производстве. Я ходил по пустым цехам, где пахло трикотажем, кроем, краской, потому что фабрика все делала сама... Мой мир уже тогда был наполнен всем этим.
- Можно ли сказать, что у вас просто не было шанса стать кем-то другим?
- Наверное. Самое главное, что когда ты окружён людьми, так бескорыстно любящими свою профессию, ты также начинаешь это всё воспринимать. Люди искренне занимались своим делом. Тогда это было легко. Советское время – это период минимума информации, и если человек развивался в какой-то своей сфере, то он развивался исключительно в ней. В этом были и плюсы, и минусы.
«Я чувствовал себя не столичным парнем»
- На вашем официальном сайте сказано, что «точка отсчёта карьеры» – это победа на конкурсе компании Nina Ricci в Париже. Как вы попали на конкурс? С каким проектом победили?
- Да, это так. Перестроечное время было интересно тем, что было очень много нового. Было много проектов, которые что-то давали студентам и молодёжи. Тогда Московская текстильная академия вместе с французами проводила среди всех студентов постсоветского пространства конкурс. Команда из Франции отбирала десять лучших дизайнеров года – обязательно студентов, которые отправлялись в Париж на международный фестиваль моды.
Для меня это было нервно и давалось втройне сложнее, чем москвичам, так как я учился в Витебске и чувствовал себя, не могу сказать что провинциальным, но не столичным парнем. Во-первых, ты не понимаешь правил игры, ты не понимаешь правил этого мира, ты не понимаешь этой студенческой атмосферы. Ты в любом случае, если и не чувствуешь себя изгоем, то испытываешь дискомфорт. Но я настолько любил свою профессию, что мне всё это не помешало войти в десятку и отправиться в столицу Франции в одной обойме с москвичами-победителями.
Когда мы отправлялись в Париж на пять дней, то мы не знали, где мы будем спать, мы не знали, что с нами будет, мы просто поехали туда без денег, без всего. Но удача и наше обаяние давали возможность где-то останавливаться.
Из этих пяти дней первые два мы жили в потрясающем отеле в центре Парижа – одна из студенток договорилась с японскими организаторами этого конкурса и для нас сняли номера. А когда в оставшиеся три дня нам было негде жить, я включил своё обаяние, и директриса школы при Синдикате высокой моды Франции отдала нам студенческие аудитории. Там нам постелили шанелевские твиды, дали стопку VHS с парижскими показами Haute Couture. Эти дни мы прожили в цитадели кутюра.
- Как вы заявили о себе на этом конкурсе?
- Это был в большей степени международный фестиваль студенческой моды. Каждый год участникам предлагалась некая идеологическая направленность. В тот год была заявлена тема, связанная с созданием вечернего платья для любых торжественных случаев. Понятно, что эта тема красивая, но она сколь широка, столь и ужасающа, потому что очень разнообразна.
Нужно было создать какую-то креативную и сумасшедшую идею, которая бы всех впечатлила, а не просто вечернее платье. Я представил бело-чёрное платье, которое было сделано вручную. Там были очень сложные детали, оно было очень маленькое, но платье, наверное, было идеально выверенное и по цвету, и по пропорциям. Я им до сих пор горжусь. Мне очень жалко, что оно не сохранилось. Я много вложил в него сил и труда.
Мама позволила тогда продать свой новый французский костюм от известного французского бренда. Получилось так, что все мне помогали, и вот с такой прекрасной родственной и божьей помощью я, в конце концов, оказался в Париже.
«У меня не было никакого желания одевать звёзд»
- Не могу не задать вопрос по поводу платьев! Вы работали над гардеробами первых леди России – Людмилы Путиной и Светланы Медведевой. Также вы создавали платья для финалисток крупных международных конкурсов красоты и шили костюмы для олимпийских спортсменок Алины Кабаевой и Ирины Чащиной. Эти проекты отличались от всего остального, что вам приходилось делать? Чувствовали ли вы при этом какую-то особую ответственность?
- Вы знаете, с самого первого дня я не делал карьеру, к счастью. Я, видимо, был столь непроходимо глуп, что об этом не задумывался. Я просто любил то, что я делаю: у меня не было никакого желания одевать звёзд, у меня не было никакого желания сниматься для журналов – я просто делал то, что я делал.
Я, наверное, какими-то ангелами хранителями был сведён с очень любопытными людьми. Моей первой клиенткой была умнейшая актриса Алла Демидова. Второй клиенткой была Альбина Назимова – жена Владислава Листьева. Я просто работал с этими людьми, очень целостными и яркими. Мне было 20 лет, но для меня уже тогда стало нормой относиться к людям, как к людям. Я не заикался, когда видел звёзд. Я не пугался их. Для меня это был человек, который мне доверяет.
Нет, я, конечно, помню тот драйв, когда в Кремле открывается занавес, и Уитни Хьюстон выходит в «Чапурине»! Да, мурашки по коже, но на утро я проснулся уже спокойным, и это уже стало не более, чем историей.
Умение воспринимать людей просто как людей – это очень редкое качество, оно даёт правильную направленность быть хладнокровным в своей работе. Быть очень породистым, когда ты делаешь что-то не ради того, чтобы услужить.
Да, я приложил тысячу и одно усилие, чтобы не одевать Аллу Борисовну Пугачёву, несмотря на то, что я её боготворил в детстве и был её отъявленным фанатом. Когда я понял, что мне, скорее всего, суждено делать ещё один, 105-й, балахон, то я нашёл в себе мужество отказать. Но главным образом я не ей отказал, а себе. На тот период я был доволен, что не стал заниматься повтором вещей, которые когда-то придумал гениальный художник Вячеслав Зайцев.
- Вы разделяете для себя дружбу и работу со звёздами?
- Дружба – это некорыстное чувство. И дружба – это, скорее, явление, нежели цель. Наоми Кэмпбелл стала моим близким другом, которого я очень люблю. Это человек сильный, мощный, целостный.
Для меня в дружбе главное – качества человека. С Наоми Кэмпбелл я бы пошёл в разведку! Это очень надёжный друг, верный, и настоящий человек. И если такими качествами будет обладать кто-то другой, даже не знаменитый, да неважно кто, то он может стать мне другом.
Для меня в любом случае звёздность не является критерием качества или анти-качества человека. Есть огромное количество дизайнеров, которые окружают себя звёздами, имитируя такую жизнь, которая формирует общественное мнение, что так жить красиво. Я к этому не стремлюсь.
- Если говорить про «звёздность»… Пишут, что для вас самое нелюбимое – выход на подиум. Это так?
- Мне это неинтересно. Я просто обязан это сделать, чтобы поблагодарить людей, которые пришли и потратили своё время. А как суть, ради которой стоило бы работать, я это не расцениваю.
«Театр можно любить за его натуралистичную и неповторимую красоту эмоций»
- Вы не раз работали с ведущими российскими театрами. Как сейчас обстоит с этим дело? В каких театрах и в каких спектаклях можно увидеть ваши работы? Какова специфика работы дизайнера и модельера для театра?
- Театр – это тот вид искусства, когда актёр передаёт всегда очень разные эмоции. И ты можешь несколько раз прийти на один и тот же спектакль, а он всегда будет смотреться по-разному. Театр можно любить за его натуралистичную и неповторимую красоту эмоций – они каждый раз разные.
В театр меня ввёл Олег Меньшиков, который позвонил мне и сказал: «Игорь, это Олег. Не хотели бы вы сделать костюмы для спектакля «Горе от ума»?» Я говорю ему: «Конечно же хочу!» Потом мы с ним сделали спектакль «Кухня». Была и третья совместная работа в спектакле «Демон». Это был прекрасный опыт. Тогда Олег Меньшиков мало снимался и не играл ни в каком театре, а делал собственные амбициозные и перфектные проекты.
После этого у меня совершенно случайно была работа в балете в Лондоне с солисткой Мариинского театра Ирмой Ниорадзе. Так сложилось, что я даже не видел премьеру, но я сделал костюмы и декорации.
Благодаря этому случайному проекту я познакомился с потрясающим человеком – Алексеем Ратманским, который через год возглавил труппу Большого театра [с 1 января 2004 года – ПАИ]. Именно Лёша меня привёл в Большой, и я работал над семью балетами и одной оперой. Для меня это честь, потому что, собственно говоря, в Большом театре из фешн-дизайнеров был только Ив Сен-Лоран, Живанши и Пьер Карден. Всё! И создавать там – это честь и великое счастье.
- А на данный момент вы продолжаете работу в Большом театре?
- Сейчас я в Большом театре с одной английской женщиной-хореографом делаю балет на Светлану Захарову [прима-балерина Большого театра с 2003 года, народная артистка РФ - ПАИ]. Премьера состоится в мае.
Я боготворю Свету как танцовщицу, потому что мне до сих пор непонятно, как такие сложные вещи она делает так легко. В тот момент, когда она выходит на сцену, у меня дыхание останавливается, и я не могу никаких эмоций высказывать, кроме восхищения.
Мне приятно, что Светлана Захарова является клиенткой бренда Chapurin, очень любит эту одежду. Это моя вторая с ней работа. Однажды она участвовала в балете «Класс-концерт», для которого мне доверили переделать все костюмы и декорации. [В 2007 году на сцену Большого вернулся прославленный балет 1960-х годов – «Класс-концерт» в постановке Асафа Мессерера. Восстанавливал спектакль племянник легендарного балетмейстера Михаил Мессерер – ПАИ].
«Мне хочется, чтобы обычный человек наслаждался дизайном»
- Кроме коллекции одежды вы занимаетесь разработкой дизайна ювелирных изделий, мебели и аксессуаров, интерьерным дизайном, сотрудничаете с итальянской верфью, где производятся яхты, отрыли ресторан Chapurinbar. В одном из интервью вы рассказывали о том, что хотели бы создать дизайн нового промышленного объекта. Удалось ли воплотить эту мечту?
- Дело в том, что когда ты любишь свою профессию, когда ты ею занимаешься неистово и искренне, то и в правду в какой-то момент становится безразлично, что ты делаешь. Я начал с женской одежды, потом появилась линия мужской одежды, потом мы стали делать горнолыжную одежду, потом - линия мебели, потом мы стали заниматься интерьерами, потом мы сделали много всего в небольших размерах промышленного дизайна.
В прошлом году я сделал Mercedes-Benz by Chapurin, я сделал утюг, я сделал совместно с Clarins палетку, которая продавалась феноменально. В связи с этим уже подписан контракт на разработку ещё двух палеток.
Эксперименты, конечно, великое дело, и они продолжаются. Всегда интересно уже в таком ракурсе быть полезным обществу. Да, я делал дизайн яхты, я делал дизайн частного самолёта, но мне хотелось бы сделать дизайн внутренний или внешний, допустим, скоростных поездов или рейсовых самолётов. Это уже те вещи, с которыми сталкивается обычный человек. И мне хочется, чтобы обычный человек наслаждался дизайном, и этот дизайн был очень вразумительным, удобным, комфортным и правильным. Но пока это ещё не более чем фантазии. Надеюсь, что Бог даст ещё некое количество жизни, возможно, что-нибудь ещё успеем.
- Проектов очень много. Вы стараетесь по максимуму делать все самостоятельно, или у вас есть команда дизайнеров?
- Нашему бренду уже 16 лет. За всё время его существования у меня никогда не было большого количества ассистентов. Сейчас у меня есть ассистент, который мне помогает в коллекциях. У меня также есть ассистент, который занимается компьютерным дизайном. И вот такой небольшой командой, по большому счёту, мы всё это и создаём. Мы делим полномочия и нас хватает. Мы очень маленькая команда.
- Как обстоят дела с бизнесом сейчас, в очередной кризис? Вы рассказывали, что в 1998 году, когда состоялось открытие первого бутика «Дома Чапурина» в Москве, кризис вам только помог.
- Кризис, конечно, никогда не помогает финансово развиваться. Даже не с точки зрения прибыльности, а с точки зрения развития бренда. Но могу сказать, что меня кризис закаляет, это большая учеба. И то, что происходит сейчас, не так страшно. В 1998 году, в тот страшный кризис, мы открыли свой первый бутик. Тогда вообще рубль превратился в ноль, поэтому сейчас уже, правда, мало что страшно.
Мы просто находим какие-то точки соприкосновения с обществом. И проекты, в рамках которых происходит коллаборация с другими брендами – косметическими, автомобильными, какими либо еще – дают возможность, во-первых, развиваться, не останавливаться, а во-вторых – дают хороший финансовый стимул.
- Где вы покупаете ткани для своей одежды и где находится ваше производство?
- Мы бренд, который находится в России, который уважает эту страну, но который не использует ни одной российской ткани, потому что тут её нет. Лёгкая промышленность была во время перестройки уничтожена, и ничего взамен не создано. Русские ткани по большому счёту не производятся. Мы все ткани покупаем в Европе, либо в Японии. Единственное, что мы позволяем себе для удешевления стоимости изделия – заказывать специально для нашего бренда подкладку в Китае. Это натуральный шёлк высочайшего качества.
По крайней мере, мы не утяжеляем стоимость изделия натуральным шёлком, который в Европе стоит раза в четыре дороже, чем в Китае.
Это очень сложная история – во время кризиса оставаться качественным и разумным. В свои годы я уже понимаю, что не мы создаём эти кризисы, и мы мало что можем в них разрулить. Самое главное, это сохранять свою команду, сохранять достоинство, качество.
Конечно, всегда позитивность спасает мир. Я, может быть, немножко фатально, но позитивно настроен даже на то, что сейчас происходит. У меня есть надежда, что будет лучше. Я настроен продолжать то, что я делаю, и мне приятно, что моя команда меня поддерживает.
«Мы сделаем людей более правильно одетыми»
- Вы говорили о соприкосновении вашего бренда с обществом. А открытие фирменного аутлета Игоря Чапурина в Пскове – это пример того самого сближения? Почему именно этот город был выбран?
- Я не думаю, что здесь есть какие-то чёткие предначертания, так как мы открывали магазины в Екатеринбурге, Краснодаре, Риге... Мы много где открывали.
- Мне кажется, что это немного другого толка города? Не находите?
- Опять же, если мы вернёмся к началу нашего разговора, то моё человеколюбие даёт возможность не ангажировать себя только для чего-то высокого. Для меня на самом деле каждая история – это история. И Псков – это прекрасный древний красивый город. Если так обстоятельства сложились и случай всех нас свёл в одну точку, чтобы здесь это сделать, то почему бы и нет? Мы здесь это и сделали!
- Как, по вашему мнению, выглядит покупатель одежды из коллекций Игоря Чапурина в Пскове?
- Я думаю, что это ровно та же женщина, которая покупает нас и в любом другом российском городе. Мы-то в принципе продаёмся от Тюмени до Грозного. Мы везде продаёмся. Я говорю об этом с гордостью и любовью.
Женщины, которые носят Чапурина, это думающие женщины. Они любят крой, качество и смелость, но достаточно перфектную смелость, не вызывающую. Я думаю, что в Пскове будет то же самое. Главное, что я здесь сегодня вижу этих людей. Это люди, которые восторгаются качеством ткани, это люди, которые восторгаются посадкой вещей. Всё! Мы основные позиции уже здесь завоевали, теперь главное, чтобы город давал повод всё это носить. По большому счёту мы здесь предлагаем высочайшего качества продукт по бесконечно комфортной цене.
- В России у вас больше бутиков или аутлетов, как в Пскове?
- Наши аутлеты есть только в Юрмале и Москве. Теперь есть и в Пскове. Эта сейчас очень модная мировая тенденция, этим занимаются сейчас все бренды. Во всём мире прямо идёт бум у серьёзных компаний, которые открывают в разных городах свои аутлеты. Мы пытаемся людей познакомить с собой. И если этот наш первый шаг здесь, в Пскове, будет правильно и хорошо принят, то мы и дальше будем двигаться в этом городе.
- В одном из интервью вы высказали мнение, что наш регион – это «территория молчания, вдумчивого отношения к выдвижению аргументов по отношению к жизни и оценки ситуации». Как сейчас вас встретила Псковская область? Может, появились новые мысли?
- На самом деле, города и территории развиваются внутри своей истории. Люди живут, адаптируются либо что-то созидают. Мне очень приятно, что Псков чист и эмоционально правильно выстроен. Мне очень приятно, что я не почувствовал здесь никакой агрессивности, никакой озлобленности по отношению ко всему. Мне приятно и симпатично это.
Мне приятно, что город сохраняет эту антиагрессивность. Обаяние здесь правит бал, и это очень приятно, а все остальное – это мелочи. Мы сделаем людей более правильно одетыми, все будет хорошо, и мир будет двигаться в красивом направлении.
Беседовала
Комментарии