Герман Ловчев: Приключения форварда последнего чемпионского «Спартака»
0— За кого болели в детстве?
— Отец всю жизнь за «Спартак», а я чего-то за «Динамо» Киев. В 1989 году у меня слезы из глаз полились, когда Шмаров забил со штрафного, и «Динамо» Киев проиграло решающий матч. Восемь лет было, но ту игру хорошо помню. А спартаковский стиль я полюбил осенью 1995-го, когда «Спартак» шесть матчей в Лиге чемпионов выиграл — за них тогда как раз мой земляк играл, Дима Аленичев. Я с его старшим братом Андреем играл за «Энергию» Великие Луки.
— Как из Великих Лук вы попали в «Спартак»?
— Подошел тренер «Энергии» Владимир Петрович Косогов и сказал, что мной интересуется «Спартак» (мы с их дублем в одной зоне второй лиги играли), и надо съездить на просмотр. В 1999 году я поехал к тренеру спартаковского дубля Киселеву — причем эта поездка должна была сорваться. На железнодорожных путях в Великих Луках произошла какая-то авария. Я подошел к президенту «Энергии»: «А как ехать-то?» Выделили мне и еще одному парню, который тоже на просмотр поехал, машину «Оку» — представляешь, что это такое, гнать на ней 450 километров? Всю ночь тряслись — не знаю, как машина выдержала этот путь. В итоге мы приехали в семь утра в Сокольники, зашли в метро, заснули, выходим – а после такой поездки надо еще и играть.
— Сурово.
— Поехали на тренировочную базу в Бронницы. И, знаешь, я, наверно, настолько хотел попасть в этот «Спартак», что играл так, как будто всю жизнь с этими ребятами провел — гол забил, две голевые отдал. Конечно, из-за того, что ночь не спал, минуте на шестидесятой подсдулся. А друга в «Спартак» не взяли — в «Спартаке» дефицит нападающих был, а он полузащитник. Хороший парень, играл потом всю жизнь по второй лиге, но закончил из-за страшного перелома ноги. Так и не смог восстановиться.
— Кто конкретно присмотрел вас для «Спартака»?
— Валентин Иванович Покровский, золотой человек, очень много людей находил по всей России — есть даже его интервью с заголовком «Последнего в «Спартак» я привел Ловчева». Он уже был в пенсионном возрасте, и его убрали из клуба. Пришла новая власть — Шикунов, Червиченко, при них селекционная система стала работать по-другому.
— В чем это заключалось?
— Покровский, который еще со Старостиным дружил, постоянно ездил в глубинку и искал там таланты, а после него внимание в первую очередь стали обращать на тех, кто в Москве.
— Сколько за вас «Спартак» заплатил?
— Пятьдесят тысяч долларов. «Энергия» на эти деньги потом на сбор нормально съездила и кого-то прикупила даже.
— Сначала вас часто спрашивали, не родственник ли вы Евгения Ловчева?
— Журналисты — часто, да. Ближе я знаком с сыном Ловчева, который играл за сборную Казахстана, мы с ним пересекались в любительской лиге Москвы, Женька агентской деятельностью занимается. А с Евгением Серафимовичем я познакомился в 1999 году — «Энергия» играла в Москве с дублем ЦСКА. Ловчев и Хидиятуллин создавали профсоюз футболистов и привлекали к этому делу команды второй лиги. Мы приехали в Москву на поезде, Ловчев приехал на вокзал. Президент «Энергии» сказал Евгению Серафимовичу: «У нас в команде тоже Ловчев есть». — «Да? Не знал. С такой фамилией грех не заиграть в футбол». Ловчев даже комментировал в 2001 году матч с «Динамо», когда я вышел в составе.
— Когда вы попали в основу «Спартака»?
— В 2000 году в дубле сменился тренер, потому что в первом круге мы шли внизу — вместо Киселева поставили Королева, воспитавшего Титова, Ширко, Джубанова. Королев видел, что я техничный, соображаю на поле, я удачно сыграл несколько матчей и меня вызвали на тренировку основы. Поучаствовал в двусторонке и даже не знал, что на следующий день меня выпустят на несколько минут против «Сатурна» в «Лужниках». Перед игрой Романцев сказал: «Используй свои сильные качества, вблизи штрафной обыгрывай один в один».
А окончательно меня взяли в главную команду весной 2001-го — после игры против дубля «Сокола» (в спартаковском дубле я к тому моменту уже был капитаном) ко мне подошел Вячеслав Грозный: «Хорош тебе уже в дубле пылить». И я начал готовиться к игре Лиги чемпионов против «Лиона». Перед игрой Грозный опять подошел: «Не боишься, если выйдешь с «Лионом»?» — «Конечно, нет, — говорю, — чего мне бояться».
Приехал «Лион». Прошло 75 минут. Счет 1:1. Мне говорят: «Раздевайся, выходи». Представляешь, мои эмоции? Волновался, конечно, но дал себе установку — выйти, принять спокойно мяч и отдать своему. Нормально вошел, даже гол мог забить.
— Вы потом еще и со «Спартой» в Лиге чемпионов вышли.
— Да, у них Петр Чех стоял — я выходил один на один, но в штангу попал. Перед той игрой я даже не подозревал, что выйду. Мы тогда жили в одном номере с Володей Бесчастных — он мне много рассказывал про футбол Германии и Испании. Так получилось, что у нас с Володей было общее горе. Его родная тетя и моя мать болели раком и лежали в одной палате. Это нас сблизило.
— С кем еще делили номер в Тарасовке?
— С Васей Барановым. Уникальный футболист — здоровья на трех человек хватит. Душа компании. Рассказывали, что, когда я лечился в Германии, Васька оставил бутылку пива в раковине, чтобы она охлаждалась под водой, этикетка отклеилась, забила слив, вода пошла наружу, и уборщица побежала жаловаться Олегу Ивановичу.
— Как удалось так быстро стать капитаном дубля «Спартака»?
Игроки сами выбирали — как-то расположились они ко мне. Понимаешь, я работал, а не денег просил. Мне установили зарплату четыре тысячи рублей, вот я за нее и играл.
— Четыре тысячи — это намного больше, чем в Великих Луках?
— В Великих Луках получал пятьсот рублей.
— На что хватало четырех тысяч в месяц?
— Мы еще получали премиальные — полторы тысячи за победу. Выходило до десяти тысяч в месяц. Я почти все отдавал родителям — а зачем мне эти деньги? Я жил на базе, меня там одевали и кормили. Гулянки, посиделки, клубы — мне это было неинтересно. Нас жило восемь человек приезжих — с Новосибирска, с Тамбова, с Саратова, с Орехово-Зуева два парня, с других городов. Так в выходной день мы брали мяч и шли тренироваться. Поэтому мы постоянно и играли в основном составе дубля. Мы были голодные, хотели пробиться в основу, а москвичи из дубля — сытые, у них все здесь хорошо, дом, родители рядом.
— Как сложилась судьба приезжих, игравших с вами в дубле «Спартака»?
— С Лешей Ванюшиным до сих пор общаемся. Леша потом в «Крыльях» играл. Закончил он на родине, в Орехово-Зуеве, сейчас у него сын родился, Леша занимается бизнесом с друзьями. Сергея Лебедкова, полузащитника, замучили травмы, «Нефтехимик» его последним клубом стал, где-то в Томске он, наверно — у него жена оттуда. У Лешки Чубченко из Новосибирска постоянно проблемы с коленом были.
— В дубль часто спускали игроков из основы?
— Запомнился один случай. Королев делал акцент на игроках, которых он знает — перед игрой с дублем «Динамо» привезли шесть человек из основы и сказали поставить в атаку Маркао. А Королев на это: «Ни фига! Я главный тренер дубля. У меня Ловчев будет играть, потому что он готов, а в каком состоянии Маркао, я не знаю. На замену его выпущу, нет вопросов». В итоге Маркао начал игру на скамейке, а я вышел в старте, забил единственный гол, и «Спорт-Экспресс» вышел с заголовком: «Спартаку-2» принес победу Шевченко-2». Это от Грозного пошло — он меня с Андреем Шевченко любил сравнивать.
Грозный ко мне поначалу хорошо относился, тащил меня в основной состав, а потом приехал другой пионеротряд — Данишевский, Стрельцов, Кудряшов — и Грозный переключился на них. Я для него отошел на второй план. Может, из-за травм, может, я себя не так повел — увлекся личной жизнью.
Когда Олег Иванович уезжал в сборную, и тренировки проводил Грозный, у нас менялась методика тренировок. После тренировок Грозного было много травмированных — у него была киевская подготовка: беготня, силовые упражнения. Олег Иванович удивлялся: «Уезжал — все здоровые. Возвращаюсь — пол-команды в лазарете».
— Какой разговор с Романцевым запомнился?
— Олег Иванович ко мне реально хорошо относился, без предвзятости. Перед перерывом на матчи сборных я забил гол в двусторонке, но в конце тренировки сломался. Порвал заднюю мышцу бедра. Романцев перед отъездом в сборную зашел ко мне в комнату: «Давай лечись. Чтоб все было нормально». А Вася Баранов мне потом рассказывал, что Романцев никогда больше ни к кому в номер не заходил.
— Наплыв иностранцев в «Спартак»-2001 впечатлил?
— Ой, слушай, однажды такая делегация в Тарасовке появилась. Все в своих национальных костюмах. Мы думали — племя какое-то приехало. Фло, Аджей, Кебе. Вышли на поле – и кто в лес, кто по дрова. Причем они уже приехали с заключенными контрактами. Самый нелепый — Лоуренс Аджей. Никто не мог понять, как он вообще в футбол попал.
— Африканцы пытались с вами общаться?
— Помнишь такого — Жерар Мукунку? Его вообще со мной поселили. Вечером свет выключаешь — а у него одни зубы светятся белые. Первое, чему он научился — ругаться матом.
— Это вы его научили?
— Было так. После одной из игр дали выходной, и я поехал к тетке — она на Варшавке живет. Возвращаюсь на базу, а африканцы уже матом ругаются. Им одной ночи хватило.
— Мукунку же так и не сыграл за основу «Спартака»?
— Не-а. Уехал в Воронеж и в «Факеле» дебоширил. Им несколько месяцев не платили зарплату. Дошло до полугода. Жерар сидит в раздевалке и не переодевается. Тренер его спрашивает: «Жерар, ты чего?» — «No money — no training».
— Эссьену Фло повезло больше — он несколько раз выходил в старте «Спартака».
— Я уже в «Уралане» играл, когда он нам в Элисте забил. Это был его единственный гол за «Спартак». Забил — и пропал. Ребята из «Спартака» рассказывали, что он месяцами праздновал тот гол.
— Кебе чем запомнился?
— Быт он обустраивал своеобразно. Отказывался спать на кровати, ложился на полу.
— Тчуйсе — полная противоположность Кебе?
— Тчуйсе говорил по-русски во весь рост. Жерри один обеспечивал всю свою семью, они все жили у него в квартире в Москве. Классный парень.
— Самый веселый из иностранцев?
— Робсон — вообще красавчик. Максимкой его называли. Маркао был где-то в сторонке, а Робсон любил пошутить и когда над ним подшучивали. Не обижался даже, когда его негром называли.
— Почему вы ушли из «Спартака»?
— У меня пошли травмы, и от меня просто избавились. Им надоело меня лечить. У меня постоянно рвались задние мышцы, и никто не мог понять, в чем дело. Когда я приехал в Леверкузен, доктор Пфайфер спросил: «Как ты переходил из детского футбола во взрослый?» — «А у меня не было никакого детского футбола. Меня в шестнадцать лет взяли в профессиональную команду со двора». Я ж самоучка, а в Великих Луках мне выпали нагрузки, которые переносили сложившиеся футболисты. Мужики. Я бегал кроссы по двенадцать километров и за год вырос на одиннадцать сантиметров. Кости вытянулись, а мышцы за ними не успевали — из-за этого в «Спартаке» и пошли эти микронадрывы. Надо было залечиться, перетерпеть, а я через две недели рвался на поле, уже не мог без мяча. Раз за разом не долечивался и в итоге выбыл на два месяца. Все это время бегали по кругу с Мирославом Ромащенко, который пытался колено залечить, но потом все-таки закончил карьеру.
— Где вы были, когда «Спартак» последний раз стал чемпионом?
— Я тогда лечился и последнюю игру смотрел по телевизору. Миша Куприянов сыграл в том чемпионате только три игры, он, как и я, больше лечился, чем играл, но ему дали золотую медаль и перстень. Мне перстень не дали, потому что я уже был в «Уралане», а золотую медаль через два месяца прислали в Элисту.
— В «Уралан» вас Сергей Павлов позвал?
— Да, он пообещал меня на ноги поставить, травм в Элисте у меня действительно стало меньше, но все равно — я сделал большую ошибку, что послушался Павлова. Он приехал в Тарасовку: «Я хочу, чтоб ты у меня был». Павлов меня хотел взять в аренду, а получилось, что «Уралан» выкупил мой трансфер за полмиллиона долларов. Я подписал контракт на три года, но на первом же сборе понял, что это не моя команда, Казаков и Аджинджал — хорошие футболисты, но я не вписывался в их игру. Я пришел к Павлову в номер: «Отпустите назад. Не хочу здесь играть». Отношение Павлова ко мне сразу поменялось.
В Элисте я хорошо получал, нет вопросов, но для меня так — если не выхожу на поле, никакие деньги уже неинтересны. Я раздражался — мог забить в двух играх подряд, а потом оказаться на банке. Я не мог понять, что Павлов от меня хочет. Даже родители мои приезжали: «Сергей Александрович, а чего сын не играет-то?» — «Я ему голову лечу», — отвечал. Что он мне лечил? Вел я себя нормально, тренировался. Однажды с «Динамо» он меня заменил на двадцать пятой минуте — при этом оценку от «Спорт-Экспресса» я получил самую высокую в команде. Потом в Питере случай — в первом тайме у меня куча моментов, игра давалась, вот-вот должны были забить, а Павлов меня опять заменил и мы проиграли 1:2. После той игры Павлова сняли.
Привезли грузина Дзодзуашвили. У него была тактика: «Десять сзади — один впереди». Лишь бы не пропустить. Установки его смех вызывали. «Мы играем, как в поговорке: гуси-гуси, га-га-га. Есть хотите? Да-да-да. Мы их заманиваем, а потом — р-р-раз!» Ну, что это за установка? Дзодзуашвили мог устроить вечернюю — предыгровую! — тренировку на два с половиной часа — сумерки, не видно ничего, а мы тренируемся. И физическая нагрузка, и тактическая, и двусторонка. После сезона я попросил выставить меня на трансфер. Это было мучение, а не игра.
Да, репутация у меня была не очень хорошая. Не из-за того, что я плохой, а просто рубил правду-матку, мог быть несдержан и эмоционален. Мог тренеру сказать, что человек, которого он взял, — балласт. Сидит на лавке, а зарплату получается в пять раз больше, чем я.
— Это тоже в «Уралане» было?
— Да. Шалимов меня за это отправил в дубль, к Слуцкому. Представляешь, приезжает уругваец Моркио, под два метра рост. Думали, ну раз центральный защитник — на втором этаже будет все снимать, а он от земли отрывался только на несколько сантиметров, прыгучести вообще не было. Зато был весь в наколках. Такое ощущение, что человек отсидел лет пятнадцать в зоне и приехал играть в футбол в Россию. Перед тренировкой Моркио перевязывался так, будто на бойцовский поединок шел. И голеностоп, и руки — как кикбоксер.
Шалимову очень не понравилось, когда я подколол этого Моркио. Мы бегали фальтреки. Рваный бег. Один Моркио все время спокойно бегал по кругу — якобы у него какая-то травма. А как только игра — он в составе. Однажды он проходил мимо и я крикнул: «Эй, Моркио, как себя чувствуешь?» Шалимов увидел, что я его подколол, и сказал мне: Ему и так тяжело. Он в другой стране, а в кассу за премиальными вы вместе будете стоять». Только через десять игр чемпионата Шалимов убрал Моркио из состава.
Да и сама игра у Шалимова была непонятная. Вроде спартаковец, поиграл в Европе, а нас заставлял играть бей-беги. Лучше б он, как Аленичев, взял команду низшей лиги и поднимался с ней, а он сразу получил работу в премьер-лиге и начал прививать итальянский футбол, который тут никто не принимал. Во время сборов на первой тренировке два с половиной часа тренировали физику, а на второй — ходили по полю, взявшись за руки. Люди этого не понимали, никакого толку не было.
Однажды по ходу чемпионата Шалимов сказал на собрании: «Что-то идет не так. Давайте тренироваться два раза в день». Давайте. Подгоняется автобус рано утром к базе. Игроки в автобусе, главного тренера нет. Стучим ему в дом. Он выходит сонный: «Ребят, давайте вечером потренируемся. Утренняя отменяется». Шалимов — не тренер. Ему только женскую сборную тренировать.
— Моркио привез агент, знакомый Шалимова?
— Наверняка это был чисто отмыв бабок. Единственный играющий из тех, кого тогда привезли Шалимову, — итальянец Даль Канто. Пассони — тоже ничего. А Моркио — это просто ужас. Человек вообще не переживал за результат.
— Легендарный президент Калмыкии Кирсан Илюмжинов как себя проявлял?
— Один раз он привез на игру «Уралана» Павла Буре. Буре посмотрел игру из вип-ложи, потом зашел в раздевалку вместе с Кирсаном. За несколько лет до моего прихода в «Уралан» Илюмжинов подарил вратарю Саморукову за победу над «Спартаком» орден — весь в бриллиантах. А вот при мне таких подарков уже не было. Илюмжинову в какой-то момент надоело, что «Уралан» то вылетает, то возвращается, и он закрыл этот проект.
— При вас с деньгами в Элисте стало хуже?
— Там же раньше была оффшорная зона. В Калмыкии открывались фирмы-однодневки, и какой-то процент отдавался на футбол. Потом это все прикрыли, и денег не стало.
— Калмыцкая жара допекала?
— Летом доходит до пятидесяти пяти градусов, но переносится она легко, когда привыкаешь. Некоторые команды приезжали и плыли. Играли как-то против дубля «Торпедо» — летний матч назначили на час дня, а они только прилетели и сразу на поле. Торпедовцы побегали первый тайм, 1:1, а после перерыва просто встали. Мы их разорвали — 4:1. Мы тогда с дублем, который Слуцкий тренировал, заняли второе место в турнире молодежных команд.
— Каким тренером был Слуцкий в 2003 году?
— Он пришел с волгоградской «Олимпии» — по детям команда была золотая. Как тренер он что-то брал от «Динамо» Киев: первые тридцать минут нужен активный прессинг, задушить соперника, забить, а потом играть спокойно. В каких-то играх это срабатывало.
— В интервью «Спорт-Экспрессу» Слуцкий рассказывал, что однажды вы вышли из самолета перед взлетом и прыгнули на отъезжающий трап.
— Я подтверждаю, был такой конфликт. «Уралан» вылетел в первую лигу и руководство решило: некоторым игрокам снизить зарплату на пятьдесят процентов. Кто-то согласился на такие условия, а я на это пойти не мог. У меня мать раком болела, плюс у меня была семья, которую нужно кормить.
У нас и так была трехмесячная задержка зарплаты, а тут я получил травму на кипрском сборе, прооперировался в Москве, потом туда прилетела команда и мы должны были вместе лететь в Элисту. Во Внуково мне привезли зарплату — пятьдесят процентов от положенного. Я удивился: никаких бумаг об изменении условий я не подписывал, а мне сунули эту подачку: «На, держи». Меня это возмутило. Сели в самолет, я подошел к Слуцкому: «Викторыч, а на каком основании вы даете мне такую подачку — минус пятьдесят процентов от зарплаты?» Слуцкий ответил: «Мы так решили. Будешь играть, доказывать и получишь обратно свои деньги».
Я был взбешен — Слуцкий меня переделал в крайнего полузащитника, и на сборах я назабивал фигову тучу мячей. Какие еще доказательства ему были нужны? Я спросил: «Может я вообще в команде не нужен»? Слуцкий мне: «Может, и не нужен». — «Тогда я могу идти?» – «Можешь идти». Я взял сумку, выпрыгнул с трапа и пошел домой.
— Еще Слуцкий говорил про вас: «Уникальный тип — постоянно приходил побитый. То наплетет, что пострадал в аварии, вылетев через лобовое стекло. То соседи что-то бурно праздновали, он вежливо попросил успокоиться, а его отбуцкали — поэтому несколько дней не появлялся на тренировках».
— Когда Леонид Викторович в следующий раз такое заявляет, пусть проверяет факты. 2003 год. Перед Новым Годом мы должны были выезжать в Кисловодск. Я ехал от родителей с Великих Лук и попал в очень сильную аварию. Залетел под фуру, вылетело лобовое стекло. Я очнулся – у меня пол-лица нету. Стекла еще полгода из головы доставал после той аварии. А назавтра нужно было лететь. Я же не мог позвонить Слуцкому и сказать: «Викторыч, не могу приехать на сбор, потому что попал в аварию». Я прилетел к нему, а он: «Ты в каком ресторане сидел, что тебя так избили?» Я рассказал, как есть. А того, что он наговорил про соседей, которых я просил не гужбанить, — такого не было, пусть не выдумывает басни.
Честно скажу, первое время я вообще не воспринимал Слуцкого как тренера. Тренировки у него интересные, много работы с мячом, но на первом же сборе он мне сказал: «Ты не футболист, у меня есть ребята сильнее тебя в несколько раз». — «Ну, посмотрим». Может быть, Слуцкий специально мне это сказал, чтобы разозлить, но в следующей же игре с командой оберлиги я забил четыре гола. Я набрал отличную форму перед чемпионатом, Слуцкий понял, что я стал основным игроком, подошел ко мне: «Ты извини, завтра первая игра с «Локомотивом», я не могу тебя поставить, Шалимов сказал мне ставить другого игрока — молодого местного калмыка».
— Как вы разошлись с «Ураланом»?
— «Уралан» вообще перестал деньги платить, на матчи не хватало одиннадцати игроков, и в середине года команда снялась с первой лиги. А я после того случая со Слуцким во Внукове стал заниматься с дублем «Спартака» — его тренеры Илья Цымбаларь и Мирослав Ромащенко были двумя руками за то, чтобы я вернулся в «Спартак». Но тогда уже Червиченко готовил клуб к продаже Федуну, и в «Спартак» меня брать не захотели. В итоге мне позвонил гендиректор «Москвы» Юрий Белоус: «Приезжай, я подпишу с тобой контракт, но без агентов». В итоге я подписал трехлетний контракт на пятьсот долларов в месяц.
— В Москве у вас своя квартира?
— Да, это единственное, что я заработал за годы в «Уралане». Контракт подразумевал подъемные, на них я сразу купил квартиру. А на остальные деньги я лечил мать — очень много средств уходила на поддержание ее жизни. Ее не стало в 2006 году.
— В «Москве» вы снова попали к Слуцкому.
— Мы поговорили, наладили отношения, он был не против, чтобы я пришел. Но в «Москве» я пробыл только полгода. Главным тренером еще был Петраков — как говорят, он не любил спартаковский футбол и тех, кто играл раньше за «Спартак». Рассказывают, что Погребняк в «Томи» вышел однажды на тренировку в красных гетрах, и Петракова это очень сильно разозлило.
Причем, когда мы с Погребняком играли в дубле «Спартака», он кричал в раздевалке: «Зачем мне нужен этот «Спартак»?!» Пашка силовой футболист, для него английский чемпионат — самое то. У него голевое чутье, может продавить, но он не комбинационный игрок, в «Спартаке» нужно было иметь широкий кругозор, а Пашка смотрел только вперед, на ворота.
А я тогда оказался не нужен «Москве» и вернулся на родину, в Великие Луки, играть за любителей. А оттуда — в Курск, в первую лигу.
— А там что?
— Там была одна история. Играли с «Соколом», который испытывал финансовые трудности — полгода зарплату не получали. В «Соколе» играл бывший спартаковец Денис Бакурский, он был со мной в дубле. Я заметил, что установка перед игрой подозрительная: обычно тренер накачивает, а тут как-то спокойно. После установки тренер мне сказал: «Сильно не рви жилы. Все решено. Не переживай за результат». — «В смысле? Из состава меня убирайте — в этой комедии я участвовать не буду». Он мне: «Это твоя принципиальная позиция?» — «Да. У меня травма». В итоге я смотрел эту игру с трибуны, мы вели 1:0, парень из «Сокола» вышел на замену и как даст в девятку. 1:1 на 89-й минуте. Игроки «Сокола» его не поздравлять бежали — они ему подсрачники давали: «Ты чего сделал?!» Тут же разыгрывается мяч в центре. Игроки «Сокола» стоят на месте, как столбы. Прострел в штрафную, и наш нападающий замыкает. Не то что я был удивлен, даже люди на трибунах стали свистеть: «Вы чего творите?!» Это единственный момент, когда мне реально было стыдно. Хорошо, что я в этом цирке не участвовал.
— Как вы в Литву попали?
— Я отыграл за Курск полгода и в конце сезона у меня начались боли в паху, не мог даже с кровати встать. Прооперировался в Москве, поехал с «Авангардом» на сборы, хотя нового контракта не было в команде у меня одного. Месяц восстанавливался, к мячу не прикасался. Я сам себя перестал узнавать, когда начал работать с мячом, — мяч стал отскакивать, как от дерева, обыграть никого не мог, боялся в борьбу лезть. В конце сбора тренер объявил о том, что я команде не нужен.
На следующий день у нас была двусторонка, ко мне вернулось все — я забил голов шесть. А на соседнем поле тренировалась литовская «Ветра» — новая команда, ее тогда купили российские бизнесмены. Гендиректором «Ветры» был Алексей Прудников, работавший в «Спартаке» тренером вратарей. Конечно, мы с ним были в хороших отношениях, он подошел ко мне в холле гостиницы («Авангард» и «Ветра» жили на соседних этажах): «Отказались? От тебя?!» Тем же вечером я заключил контракт на три года с «Ветрой». Переехал в другой номер той же гостиницы и утром спустился в новой экипировке. В «Авангарде» все в шоке были. Звонил президент клуба: «Ты не так понял тренера!» — «Как «не так», если он мне объявил, что я команде не нужен?».
Тренировал «Ветру» Эдгар Яковлевич Гесс. Спартаковец. Я наконец-то стал играть в родной футбол — с коротким и средним пасом. Гесс — умный тренер, однажды взял в Германии команду восьмой лиги и вывел ее в третью. Мы неплохо шли в чемпионате, но у Гесса все игроки должны быть в тонусе, а возрастные игроки из сборной Литвы его нагрузок не выдерживали.
— Почему?
— Я раньше думал, что в России пьют сильно, но в Литве пьют еще хлеще. Бухали эти ветераны по-черному. Пили всю ночь и шли на физическую тренировку — а ведь сто грамм водки убивает месяц тренировок. Но эти ребята играли на ключевых позициях, они были местные, так что убрать их было нельзя.
Мы шли наверху, но потом результаты ухудшились, и вместо Гесса пришел Тарханов. У Тарханова работа больше завязана на личном отношении к футболисту. Если ты не так на него посмотрел, что-то не то ему сказал — играть у него больше не будешь. Даже если ты игрок основы — посадит на лавку. Так со мной и получилось.
— Вы на него не так посмотрели или что-то не то сказали?
— В интервью «Спорту день за днем» Тарханов сказал, что у меня с головой не все в порядке. Что он имел в виду, только он знает. Когда решалось, выйдем мы в еврокубки или нет, нам предстояла игра с «Экранасом», который шел на первом месте (мы — на третьем). На очко от нас отставал «Вильнюс», который обогнал бы нас, если б мы проиграли «Экранасу». Перед игрой Тарханов пришел ко мне в номер: «Надо сыграть так, как ты никогда не играл». — «Федорыч, нет вопросов». В итоге — я отдал две голевые передачи, мы выиграли 2:0, но Тарханов решил со мной расстаться.
— Почему?
— До меня довели только то, что Тарханов не хочет меня видеть. Может президенту он что-то и объяснил, мне — ничего. Мне даже медаль за третье место не дали. Ну и бог с ним. В итоге деньги в «Ветре» пропали, команда стала барахтаться, и Тарханова посреди сезона убрали. А я уехал в Финляндию.
— Что за команда — «Ракуунат»?
— Полулюбительская. Тренер из Ростова. Владельцы — российские бизнесмены, выходцы из девяностых, заработали хорошо и уехали из Выборга в Финляндию. От скуки в Финляндии можно было умереть. Приграничный город, жили в студенческом общежитии. Вильнюс все-таки близок к российской действительности, а в Финляндии в четыре часа вечера уже никого не было на улице. Со мной в эту финскую команду отправили пионеротряд, 17-18 лет — парень из «Зенита», два из «Сатурна», они получали по 200 евро. Начались задержки зарплаты. У меня были какие-то сбережения, и я помогал этим русским ребятам — чтоб они поели и были в тонусе. Мне тысячу евро платили. Посмотрели мы полгода на эту шарашкину контору, и я вернулся в Россию, а тех юных ребят Алексей Еременко-старший помогал устраивать в первой финской лиге.
— А в России куда вы попали?
— Позвонил Алексей Прудников. Сказал, что есть команда — «Торпедо — Российская Газета», ставит большие задачи. Они подписали со мной контракт на три года, а через пять дней вызвали: «Мы с тобой работать не будем».
— Почему?
— В свое время у меня было два агента, которые хотели на мне сделать деньги. А в «Уралане» до этого я подписал соглашение с еще одним агентом. Когда я перешел в «Москву», те агенты подали на меня заявление в Палату по разрешению споров, чтобы дисквалифицировать меня на полгода из-за того, что у меня несколько агентов. Получилось, что соглашение я подписал с одним, фактически сотрудничал с другими, которые мне подыскивали новую команду, а с «Москвой» подписал контракт без них.
— И что в итоге — вас дисквалифицировали?
— У меня брат — федеральный судья. Он пришел на заседание Палаты, где четко с юридической точки зрения рассказал, в чем они не правы: у футболиста может быть несколько агентов, он не раб и может подписать контракт с кем угодно.
Агенты в нашем футболе — раздутое понятие. Например, переход Дзюбы в «Зенит» — это вина только агентов. Они склоняют к переходу. Начинают говорить: «Ты достоин лучшего. Надо выбивать лучшие условия — там-то предлагают больше». Агентом может быть любой. Купил лицензию, голову перспективному пацану запудрил и представляешь его интересы. Агентский бизнес — это просто легкий заработок денег.
— Как у вас появился первый агент?
— Начал забивать в «Уралане» в каждой игре. Ко мне подошел бывший игрок — фамилию называть не буду, он еще работает агентом, бог ему судья, но он ничего не сделал для меня — подписал агентское соглашение и исчез, а потом пытался меня дисквалифицировать.
— А с «Торпедо-РГ» тогда почему не срослось?
— Они пошли заявлять меня, и в ПФЛ им сказали: «Кого вы берете? Парень скандальный. Юридически очень сильно подкреплен родственником. Если что, он вас обует и разует». Вот президент мне и сказал: «Нам посоветовали тебя не брать». — «Вы плохо подкованы юридически, — отвечаю. — Контракт вступает в силу в момент подписания — даже если он не зарегистрирован в ПФЛ. Поэтому я сейчас подам в суд и вы мне выплатите по контракту всю неустойку». Президент вызвал юриста, тот ему подтвердил мои слова. В другую команду я устроиться не смог, потому что все уже укомплектовались, и я сказал в «Торпедо-РГ»: «Ладно, разрывайте со мной контракт. Я не буду по судам с вами бегать».
— И вы закончили с футболом?
— Да. Пригласили в пляжный футбол, но, когда Писареву посоветовали взять меня в сборную России по пляжному футболу, которую он тренировал, Коля наотрез отказался — может, ему не нравилось, как я себя вел в «Уралане», где он помогал Шалимову, не знаю. В глаза Писарев ничего никогда не говорил, все время — за спиной. Когда я был в «Спартаке», Коля Писарев все бегал — из «Спартака» в «Динамо» и обратно, а на тренировке — после того, как я обвел несколько человек — мог подойти и зло сказать: «Значит, мы носим рояль — а ты на нем играешь?» — «Ну, если у меня это идет. Почему я не должен это развивать?»
Параллельно с пляжным футболом я занимался с детьми 2001 года рождения в школе «Строгино» — сначала они по мячу еле били, а через полгода начали обыгрывать ЦСКА! У меня в «Строгино» играл сын Михаила Колесникова, чемпиона СССР в составе ЦСКА, очень талантливый парень. Он до сих пор мне иногда звонит: «Вспоминаем ваши тренировки. Было интересно».
Комментарии