Айседора Дункан: послесловие к судьбе | Великолукская правда Новости |
Интересно, какой из перечисленных образов примерила к себе исполнительница главной роли в экспериментальном спектакле заслуженного артиста России Павла Сергеева «Айседора… Айседора… Айседора…»? А если к тому же образ американской пантеистки изначально воплощал тройственный союз муз или харит, буквально сошедших в своем страстном танце с многофигурных греческих ваз? Да, три молодые артистки Великолукского драматического театра – Елизавета Пономарева, Людмила Бортко и Светлана Кузнецова, облаченные в белые туники, в течение сжатого для исполнителей (так задумал режиссер-постановщик!) и сжавшегося для публики времени энергично, остро, выразительно прошли в своем неизменном па-де-труа через годы жизненных перипетий и странствий женщины, которая уже с детства была одержима одним – идеей обновления Танца. При этом любовь к мужчинам, встретившимся на ее пути, – всегда лишь прикладной материал, лишь средство в борьбе за утверждение нового хореографического стиля «Модерн». Балетный станок и полусвернутый парус над головой, а может часть театрального занавеса (сценография Г. Антоненковой) – вот два ярких, два многозначительных символа, которые как будто сопровождают всю жизнь знаменитой Айседоры. Все остальное – суета сует.
В этом спектакле, сыгранном на Малой сцене и специально для нее поставленном, не стоит искать какой-то полнометражной истории отношений Айседоры Дункан с художником Гордоном Крэгом (М. Лачков), миллионером и меценатом Парисом Зингером, с «Божьей дудкой» Сергеем Есениным
(А. Тузиков). Все фрагментарно, лаконично и в то же время глубоко, все однозначно задевает за живое, весь этот бег сквозь время, из Чикаго в Сан-Франциско, оттуда - в Лондон и Париж, Вену и Берлин, где-то с помощью антраша, аттитюда или легкого фуэте. В этом беге босиком Айседора ненадолго встретится со своим отцом
(П. Сергеев), с учителем танцев (В. Иванов), с детской, платонической любовью Верноном (Б. Ефремов), потеряет Гордона, своих малолетних детей, которые вместе с катавшим их автомобилем по роковой случайности упадут с парижского моста прямо в Сену. В этом захватывающем танце беспечной и опрометчивой вакханки она окажется отвергнутой Парисом Зингером и его средой, не удержит она и своего русского мужа, столь похожего на нее в своих духовных метаниях. И если музы-хариты, а может, и греческие парки в лице Елизаветы Пономаревой, Людмилы Бортко и Светланы Кузнецовой, давным-давно знающие, как оборвется нить судьбы легендарной танцовщицы, ведут себя уверенно, по-хозяйски распоряжаясь биографией Айседоры, то зыбкий образ Есенина, читающего стихи о сошедшем с ума хулигане, все же утверждает, что ему так и не удалось духовно сочетаться с образом Дункан, призванной догонять вечно ускользающий Танец.
Одна сцена сменяется другой. Кого здесь только нет: владелец берлинского мюзикл-холла (В. Владимиров), американский таможенник и российский нарком по делам искусств Анатолий Луначарский (И. Николаев), своего рода «революционер» и театральный новатор Станиславский (П. Сергеев)…
Айседора Дункан была в России не единожды, но 24 июля 1921 года, как сказано в ее мемуарах, она приехала туда по приглашению советского правительства, обещавшего создать школу для ее танцевальных опытов. Телеграммы-приглашения никто не видел, а вот о щедрых посулах - отдать под школу Айседоры Храм Христа Спасителя(!) - хорошо известно. Но все оказалось намного скромнее, и ее успех в стране, которую покидали в 20-е годы великие классические русские балерины, мыслители, инженеры, писатели, военные, был так же недолог, как и в Европе. Опыты не удались, и прав был дипломат Тютчев, когда писал: «Умом Россию не понять…» А посему и для Айседоры наступило естественное разочарование в «русской» революции и ее адептах. Однажды она бросила им прямо в лицо: «Да вы хоть что-нибудь понимаете? Вышвырнуть буржуев лишь для того, чтобы забрать себе их дворцы, и наслаждаться той же театральной рухлядью, что и они и в том же самом зале!.. Вы не революционеры!.. Узурпаторы!» А ей хотелось танцевать для «масс, для рабочих людей», танцевать под «Интернационал» и «Марсельезу», держа в руках длинный красный, а иногда траурный шарф. И ведь танцевала.
Искусство пластики в спектакле Павла Сергеева оказалось тем самым незаменимым языком, который благодаря балетмейстеру
А. Демидовой и без подстрочника был понятен всем, имел силу глубокого эмоционального воздействия. Последняя встреча с Россией, бегство от буржуазного коммерческого искусства, строительство воздушных замков и их порушение – вот, что преследовало Айседору Дункан в конце жизни. Оставалась Ницца, курортная, цветущая, залитая солнцем, с порывами холодноватого мистраля. Здесь все и завершилось 16 сентября 1927 года, когда все тот же пресловутый шарф, шарф, который был всегда покорен ее рукам в танце, на этот раз покорил ее саму, фатальным образом затянув петлю вокруг шеи Айседоры Дункан во время автомобильной прогулки.
Этим спектаклем, продолжающим театральный проект, посвященный жизни легендарных Сары Бернар, Михаила Лермонтова, Сергея Есенина, Анны Ахматовой, режиссер Павел Сергеев сумел сказать многое, даже то, что предполагалось вынести за рамки сценического повествования. И, главное, что и сценарист, работавший с воспоминаниями А. Дункан, и режиссер в одном лице, Павел Сергеев не повторился. «Айседора… Айседора… Айседора…» - это спектакль о времени и о трагедии художника, не вписывающегося в его ограничивающие рамки, не постигающего того света, что и в искусстве может дать лишь небесный абсолют, лишь истина, помогающая удержаться на острие между подлинным и ирреальным. Айседора, к сожалению, стремительно неслась к последнему.
Людмила СКАТОВА
Фото А. ЛОВГА