Запятнанную большевиками честь мундира «Русский Легион» смыл на берегах Рейна

Через месяц после того, как 11 ноября 1918 года между союзными державами и Германией было заключено соглашение о перемирии, в немецкий город Морш, что находится и сегодня близ пограничного Фридрихсхафена, вошли французские оккупационные войска – Марокканская ударная дивизия. Каково же было удивление немцев, когда среди «марокканцев» - настоящих французов и темнокожих зуавов, они увидели русских солдат и офицеров, своих недавних противников, героически сражавшихся на Восточном фронте! Недоумение было подкреплено еще и тем, что, согласно Брест-Литовскому мирному договору (март 1918), Россия была выведена из войны.
Откуда же взялись в Германии эти русские, одетые в форму французских колониальных войск и повязки, составленные из цветов русского национального флага – белого, синего и красного, носимые на левом рукаве?
Долгое время страницы истории Первой Мировой войны оставались для наших соотечественников и в СССР, и в постперестроечной России непростительно чистыми и неисследованными. Они не только не знали, где и когда разворачивал свои силы тот или иной фронт, но не подозревали даже о существовании Русского экспедиционного корпуса в составе 45 тысяч человек, чьи особые пехотные бригады доблестно воевали в Шампани («Чтобы Францию спасти», - как поет современный бард Леонидов) и на Салоникском фронте, в Македонии. Не подозревали и о героическом и жертвенном «Русском Легионе Чести», воины которого навеки покрыли себя неувядаемой славой, до конца выполнив свой союзнический долг и оказавшись под занавес Великой войны в числе победителей. Флаг «Русского Легиона Чести» полноправно развевался на берегах Рейна – в самом сердце Германского Рейха.

Энское сражение
К сожалению, «Русский Легион Чести» - это всего лишь то, что к ноябрю 1918-го осталось от 1-й и 3-й особых пехотных бригад Русского экспедиционного корпуса, высадившихся в портах Марселя и Бреста в апреле 1916 года. Первой бригадой командовал генерал-майор, Георгиевский кавалер Лохвицкий, третьей – генерал-майор Марушевский. Именно «Русскому Легиону Чести», как называли это воинское формирование французы, было суждено в составе Марокканской ударной дивизии воевать в Шампани и Пикардии, пройти дорогами Лотарингии и Эльзаса, вступить на земли Саара и дойти до Рейна. Многие из его солдат и офицеров были удостоены французских боевых наград – «Военных Крестов» различных степеней, так называемых «фуражеров» - полковых знаков отличия за подвиги на поле брани, отмеченные в приказах по армии, носимых на левом плече, «Военных медалей» и достаточно редких крестов Почетного Легиона.
Спустя годы бывший командир 8-го Зуавского полка генерал Лагард писал, обращаясь к оказавшимся на чужбине бывшим русским офицерам-легионерам: «Дружно, как братья, русские легионеры и зуавы бросались вместе – первые, представляя в рядах Французской армии благородную Русскую Нацию и вписывая в свою военную историю новые страницы Славы, при чтении которых забьются гордостью сердца в вашем возрожденном Отечестве, вторые же – чтобы изгнать врага за французскую границу».
Много воды утекло с тех пор в реке Эн, словно бы очертившей когда-то места кровавых стычек и атак, где русские нижние чины, унтер-офицеры, офицеры, священники и военные врачи сказали свое веское слово. Реймс и Мурмелон, село Обрив, командные высоты Сэн Гобэн и Бримон, Спэн и Сапиньоль – местные жители до сих пор помнят о блестящих атаках чинов Русского экспедиционного корпуса, которые помогли развить французам на этом участке фронта безоговорочный успех. В результате долго не поддававшиеся французской пехоте, хорошо укрепленные немцами возвышенности, с которых они в 1918-м вновь обстреливали Париж, были, наконец, взяты. 1-й и 2-й Русские полки, относившиеся к первой особой бригаде и 5-й и 6-й – из состава третьей особой бригады, получили на свои знамена «Военные Кресты» с пальмой, а Энское сражение стало «лебединой песней» Русского экспедиционного корпуса в Шампани. За честно исполненным долгом стояли огромные потери: 70 офицеров и 4 тыс. 472 солдата убитыми, ранеными и без вести пропавшими.
В то же время вот что писал генерал Мазель в своем приказе №174 по V армии от 1 мая 1917 г.: 3-я Русская бригада, 5-й и 6-й особые полки, тщательно подготовленная своим командиром генералом Марушевским, показала блестящую выдержку в бою. Получив приказание овладеть укрепленным пунктом, вышла в атаку с большой доблестью, преодолев смертоносный огонь противника». Такая же блестящая оценка дана генералом 1-му и 2-му особым полкам 1-й Русской бригады.

В Мурмелоне – как в строю…
… Поля Шампани и ранней весной выглядят безукоризненно ровными и зелеными, а в начале мая по обочинам ее дорог распускаются неприхотливые ярко-красные маки, и, кажется, ничто уже и никому не напоминает здесь об отшумевших, столетней давности, битвах. Конечно, проносящиеся по дорогам Шампани в комфортабельных автобусах российские туристы кое-что слышали и о «верденской мясорубке», и о расстрелянном немцами Богородичном соборе в Реймсе, но дальше этого их познания не идут, и они равнодушно проезжают мимо и Суассона, и Виллэр-Котрэ, и Мурмелона – мест былых боев своих соотечественников. А между тем, в Мурмелоне (департамент Марна) находится самое большое русское военное кладбище, на котором в 1937 году на средства Союза офицеров Русского экспедиционного корпуса, участников войны на Французском фронте, русских эмигрантов и благодарных французов был воздвигнут храм-памятник во имя Воскресения Христова (архитектор А. Бенуа), первый камень в основание которого заложил Высокопреосвященнейший Митрополит Евлогий.
Но более всего впечатляет даже не этот белостенный храм со звонницей, выполненные в традиционно русском стиле, а ряды ровных белых крестов с русскими фамилиями на аккуратном зеленом лугу (и их тысячи), увенчанных надписями по-французски. Кажется, что они – все эти рядовые и фельдфебели, унтер-офицеры и прапорщики, поручики и штабс-капитаны стоят под мурмелонскими крестами, как в строю, и только и ждут, когда им отдадут новый приказ. Да, они снова готовы подняться на бруствер, вдыхая запахи ароматных шампанских трав, и ринуться в атаку, чтобы очистить от немцев север Франции.
На одном из обелисков этого воинского мемориала написано: «Дети Франции, когда враги будут повержены, и когда вы сможете свободно собирать цветы на этом поле, вспомните нас, ваших русских друзей, и принесите нам цветы».
Похоже, дикие ярко-красные маки, встречающиеся здесь повсюду, и растут именно для них – павших воинов Русского экспедиционного корпуса, позже преобразованного в «Русский Легион Чести». А, кроме того, эти маки так напоминают «фуражеры» - яркие полковые аксельбанты, носимые на левом плече…

Парижские журналисты удивлялись, мол, солдаты и офицеры Русского экспедиционного корпуса сражаются за французские города так, будто спасают от вражеского нападения свои собственные, - Москву, Петербург... Один из чинов корпуса, окончивший свои дни в Северной Африке, вспоминал: «...Осознанно мы шли на смерть... Знали, чего ради кидаемся ей навстречу... Но после войны мы стали не нужны ни Отчизне, ни Франции. Правители нас приказали забыть. Живых и мёртвых...».
Вторя ему, Елена Менегальдо с горечью писала в своей книге о том, что, если в день национального праздника, 14 июля 1916 г., парижане восторженно встречали части Русского экспедиционного корпуса на Елисейских полях, когда те в парадном строю чеканили шаг наравне с французами, то уже 3 года спустя в параде держав-победительниц солдат и офицеров «Русского Легиона Чести», сражавшихся во Франции до самого конца войны, замечено не было.

«Ла Куртин» и «Курно»
Когда в России произошел февральский переворот, особые бригады корпуса были отозваны с фронта французским правительством и размещены в военном лагере «Ла Куртин». Там, поддавшись пораженческой пропаганде революционе-ров-эмигрантов, проживавших в Швейцарии и Франции, часть воинства выдвинула лозунг: «Долой войну! Домой, в Россию – на раздачу земель!» Другая же часть, наиболее духовно здоровая (в основном это были солдаты и офицеры 3-й особой пехотной бригады), 11 июля 1917 г. покинула лагерь, несмотря на злобные выкрики потерявших человеческий облик сослуживцев. В ночь на 17 августа мятежники в «Ля Куртин» были окружены, а их вожаки, не пожелавшие сдать оружие, - арестованы.
Революционная пропаганда постепенно охватила и другой русский лагерь – «Курно», расположенный близ Аркашона. Еще недавно дисциплинированные солдаты перестали отдавать честь своим офицерам. Петроград из «февральского» превратился в «октябрьский», и молчал, не подавая каких-либо признаков жизни. Большевицким лидерам Русский экспедиционный корпус – «крестник» Государя Николая II, был малоинтересен. А хаос в лагере «Курно» нарастал, пока командир 2-го особого полка полковник Готуа, Георгиевский кавалер и авторитетный в армейской среде офицер, не начал формировать Русский Добровольческий отряд из наиболее верных союзническому долгу солдат и офицеров, готовых вести войну с Германией до победного конца.
Как пишет биограф «Русского Легиона Чести» штабс-капитан В. Васильев: «Немного их, добровольцев, сражаться за честь России, село в вагоны. Первый эшелон: 7 офицеров, 2 доктора, старый батюшка и 374 унтер-офицера и солдата К счастью, этот первый эшелон пополнялся впоследствии прибытием других волонтеров, по мере того, как у лучших русских людей дурман пропаганды проходил».

Наступал и в 1918-м…
«Русский Легион Чести» вначале был прикомандирован к 4-му стрелковому, затем – к 8-му Зуавскому полку лучшей во Франции Марокканской ударной дивизии, которая бросалась в атаки исключительно для прорыва укрепленных позиций противника. Это было в феврале
1918 г., а в апреле обновленный «Русский Легион Чести», согласно французской армейской классификации, числившийся как IV отдельный батальон, вместе с «марокканцами» контратакует немцев, идя в первом эшелоне, при Виллэр-Брагонэ. «В наиболее критический момент, - писал французский мемуарист, - когда вся наша атакующая пехота казалась прикованной, вросшей в землю, вдруг, внезапно, на равнине, появляется небольшая часть, как бы восставшая из ничего. Она смело бросается вперед между зуавами и нашими стрелками… и, не обращая внимания на пули и град снарядов, наносящие им страшные потери, с офицерами во главе прорывает первый ряд неприятельских укреплений… Это… РУССКИЕ Марокканской дивизии! Слава им и вечная память…» Благодаря их высокому духу самопожертвования дорога на город Амьен (столица Пикардии – прим. Л. С.) была надежно закрыта для врага. Считается, что первый бой «Русского Легиона Чести» смыл с русских позор Брест-Литовска.
А потом были оборонительные бои в Виллэр-Котрэ, участие в ликвидации германского прорыва, когда пал Суассон и под угрозой вновь оказался Париж, кровопролитнейшие сражения на укрепленной линии Гинденбурга. Именно за «майский Суассон» «Русский Легион» получает к своему названию благородное слово «честь» («Legion Russe pour L'Honneur»), буквально «Русский Легион во имя Чести», а также знамя: на древке французского – бело-сине-красный национальный Русский флаг. В Суассоне же в 1923 г. был открыт памятник Победы, на котором среди прочих французских полков, принимавших участие в боях на подступах к городу, высечено: «Legion Russe».
...В ночь на 27 мая 1918 г. Марокканская дивизия была поднята по тревоге: германские войска прорвали фронт французской армии. Осталась далеко позади Шэмэн де Дам, форсирована и река Эн, враг, опьянённый успехом, уверенно приближается к Шато-Тьерри...
Позиция Марокканской дивизии растянулась на 10 км по шоссе Суассон-Париж. Не выдерживая ураганного огня германской артиллерии и численного превосходства наступающих, французские части беспорядочно отступают. «Марокканцы» с трудом сдерживают тевтонский натиск. Свежие части теснят и отважный 8-й Зуавский полк. И тогда в контратаку бросается приданный ему «Русский Легион». Охваченный общим порывом, вместе с одной из стрелковых рот бежит в атаку и миролюбивый доктор Зильберштейн с винтовкой наперевес. С криком «Ура!» врывается в немецкий окоп, и эта живая картина с доктором стала последней из тех, что запечатлели глаза его сослуживцев. Из боя доктор Зильберштейн не вернулся.
Как сообщают мемуаристы, из 150 человек, 110 остались лежать на плоскогорье Вокслэн. В свою очередь, тяжело раненый подпрапорщик Дьяконов, собрав вокруг себя на поле брани таких же изувеченных, как и он, легионеров, крикнул офицерам, чтобы шли вперёд, а сам, открыв стрельбу, на время задержал противника. В результате этого манёвра оставшиеся в живых русские стрелки прорвали неприятельское кольцо и соединились с зуавами.
В августе 1918-го «Русским Легионом» назначили командовать боевого штаб-офицера Иностранного легиона майора Трамюзэ. Его помощником стал капитан Лейб-гвардии Гренадерского полка Мартынов. Многие легионеры вспоминали потом, что Трамюзэ любил наблюдать, как выполняет ружейные приёмы вверенный ему батальон. Но, так как ружья во Французской армии носятся на правом плече, а в Русской - на левом, возникал небольшой курьёз. При команде майора: «Armes sur l'epaule droite!» («Оружие на правое плечо!» - прим. Л. С.), русские легионеры все, как один, брали винтовку на левое. Впрочем, боеспособность от этого не страдала.

Последнее благословение
В сентябре 1918-го шли тяжёлые бои в районе Суассона. Марокканская дивизия получила задачу - прорвать германский фронт между рекой Эн и массивом Сэн Гобен в направлении города Лаон. Чтобы духовно укрепить наступающих, священник - Георгиевский кавалер, протоиерей Андрей Богословский вышел со всеми из окопов. Легионеры уже выдвинулись вперёд, а французы, пробегая мимо православного батюшки, замедляли шаг, почтительно снимая каски, крестились и прикладывались к кресту в его руке... Разорвавшийся рядом с о. Андреем снаряд тяжело ранил его, а пулемётная очередь, выпущенная с немецкого аэроплана, поразила насмерть.
Это было последнее благословение протоиерея Андрея Богословского русских и французских воинов - братьев по оружию. Приказом Главнокомандующего батюшка был посмертно награждён Крестом Почётного Легиона и «Военным Крестом» - с пальмой.
Прославился «Русский Легион Чести» и в бою за опорный пункт Тэрни-Сорни. Идя вслед за атакующими мальгашами и видя их отчаянное положение, легионеры бросились на выручку, умело маневрируя под барражным, то есть заградительным огнём противника, и, обойдя Тэрни-Сорни с востока, ворвались в него, чтобы после рукопашной схватки занять. Этот манёвр был признан блестящим, ибо позволил наконец дивизии наступать.
К сожалению, попавший в командный блиндаж тяжёлый снаряд убил и командира «Русского Легиона Чести» майора Трамюзэ, и ещё одного русского военврача — Клеймана, а также трёх русских связистов. Командование Легионом принял капитан Мартынов. В этом бою русские покрыли себя неувядаемой славой, разбив о скалу своих штыков ярость немецких контратак. После того, как была прорвана оборонительная линия Гинденбурга, а это три ряда железобетонных укреплений, последний оплот Германии на пути продвижения Марокканской ударной дивизии, её начальник отмечал в своём рапорте: «Жертвенность, с которой «Русский Легион» выполнил свой манёвр, смелость и отвага, с которыми он его осуществил под ураганным огнём противника, поразительная энергия и выносливость, им проявленные, - требуют представления «Русского Легиона» к заслуженной им награде».
В составе «Русского Легиона Чести» воевал ефрейтор Родион Малиновский, будущий советский маршал и военный министр. Судьба остальных же легионеров впоследствии сложилась по-разному, но, однозначно, имела драматический финал: кто-то отбыл на родину, чтобы сражаться за честь России в рядах Белых Добровольческих армий, и погиб, кто-то, пока Легион не был расформирован, нес службу вместе с французами в Германии. Выжившим в Гражданскую войну легионерам большей частью пришлось вернуться во Францию и встраиваться в жизнь близкой по культуре, но все-таки чужой страны.
В память о Легионе была сооружена икона Святого Великомученика и Победоносца Георгия, которую и сегодня можно видеть среди святынь Александро-Невского Собора на рю Дарю в Париже. Ежегодно, 1 ноября, Союз офицеров Экспедиционного корпуса и «Русского Легиона Чести» служили перед этим образом панихиду. Теперь это делают их потомки и ревнители. В память о жертвах, положенных Российской Империей на алтарь Великой войны.

Людмила СКАТОВА