Санкт-Петербургский Большой театр кукол Руслана Кудашова показал псковичам легендарный спектакль «Мы» по мотивам романа Евгения Замятина «Мы». (ФОТОРЕПОРТАЖ) Я - я: а мне говорят, будто я - не я, а какие-то «мы». Но позвольте - почему это?.. Андрей Белый «Петербург» Звук «Ы» был для автора «Петербурга» (1913-14) знаком панмонголизма, слуховым символом надвигающейся на Россию азиатчины. Противопоставление сокровенного, уникального Я и обезличенного, коллективного МЫ, выраженное одним героем «Петербурга», ницшеанцем и террористом Александром Дудкиным, - один из главных тематических «контрапунктов» романа. Опасность панмонголизма, этого чудовища, безжалостно поглощающего индивидуального, «атомизированного» человека Запада, предсказана Белым с поразительной остротой. Выпущенный в 1916-м году отдельной книгой, «Петербург» стал своего рода предостережением всему, что случилось в России буквально спустя три-четыре года. Предостережение Белого, как водится, никто у нас не услышал. А уже в 1920-м, на исходе Гражданской войны, другой русский писатель - Евгений Замятин, закончил рукопись другого предостережения - под заголовком «Мы». Предостережения не только России, но и всему миру. Этот роман был сразу же запрещен и вышел в России только в перестроечном 1988-м, тогда как на Западе он имел большое влияние, и ныне часто упоминается в череде других классических антиутопий - «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли и «1984» Джорджа Оруэлла. Семь лет назад «Мастерская» Руслана Кудашова предприняла попытку перенести «Мы» Евгения Замятина на сцену Большого театра кукол. Попытка явно удалась, тем более, что по факту тоже оказалась своего рода предсказанием: когда во второй части спектакля действие доходит до ритуала выборов Благодетеля, параллели с нашей нынешней общественно-политической реальностью, которая за стенами театра, становятся настолько точными и узнаваемыми, что начинает казаться, будто «Мы» Кудашова — это актуальное публицистическое высказывание. «День Единогласия — великий день выборов Благодетеля. Никаких неожиданностей быть не может. Благодетель избран в 48-й раз!». В то время как изначально «Мы» - это, конечно, высказывание не публицистическое, а онтологическое, разговор не об общественно-политической ситуации, а о мире в целом, то есть имеющий самое прямое отношение к бытию человека, определению его двойственной природы, его бинарному естеству. Показать эту бытийственную раздвоенность героев «Мы» Руслану Кудашову и его студентам помогли куклы - точнее, гапиты, своего рода «скелеты» тростевых кукол. Гапиты все похожи друг на друга, совсем, как номера из замятинской антиутопии, работающие по минутам «Часовой скрижали», и предающиеся урегулированному сексу в урочный час. Сексуальные сцены с участием шеренг из гапитов навязчиво повторяются несколько раз, нагнетая ощущение всеобщего абсурда и сплошной машинерии. Это самое настоящее тоталитарное порно, такое же механистичное и откровенное, как и «групповухи» на современных человеческих порносайтах, и тот факт, что групповой и обезличенный секс нам показывают куклы, а не живые люди, не делает его менее омерзительным и похабным. А настоящее откровение происходит тогда, когда живые лица и живые эмоции все-таки вылезают из под скелетов, и на сцене вдруг рождается голая чувственность, свободная от простых и механических движений. Коллизия персонажей «Мы», инженера D-503, строящего государственный Интеграл, актрисы I-330, соблазняющей D-503 запрещенными человеческими радостями (будь то сигареты, алкоголь или секс не по расписанию), показана на контрасте живого и кукольного планов: «Будете со мной этот очаровательный яд?». И оказывается, что эти запрещенные утехи способны спровоцировать рождение души. «Плохо ваше дело — у вас образовалась душа», - говорят нумеру D-503, а он лишь недоумевает: «А это опасно?». Единообразный мир 32-го века передан при помощи геометрического черно-белого пространства, навеянного «супрематической сценографией» Казимира Малевича к легендарному спектаклю-опере «Победа над солнцем» Алексея Крученыха и Михаила Матюшина (СПб, 2013; Витебск, 1920), работа Андрея Запорожского — явный оммаж Малевичу, в крайне условных формах передающая унифицированный мир будущего, лишенного индивидуальных вещей. Страсти, тем не менее, прорываются наружу: влечение, чувство утраты, сострадание, любовь оказываются совсем не чужды вчерашним серийным куклам, так похожим одна на другую. Все эти чувства обозначены как «фантазия», которую необходимо выжечь при помощи великой операции. И Бюро Хранителей эту операцию производит. В результате D-503 окончательно лишается личности и не узнает свою возлюбленную. Грубо говоря: все умерли. Как и подобает трагедии. «Мы» Руслана Кудашова по мотивам романа Замятина — вещь крайне пессимистическая и безнадежная. Катарсиса не случается, да и вряд ли он возможен. Антиутопия — это место, где мы не должны очутиться, антиутопия — отрицательный топос. Все кончается плохо, очень плохо, несмотря на красивую эффектную концовку: рыжеволосая девушка в белом выходит на авансцену, символизируя то ли Будущее, то ли Любовь, не допускающую предательства. Это - явная натяжка и уступка зрительским ожиданиям. Зрители не выносят сплошной мрак. И режиссер отставляет зрителю просвет, хотя мы прекрасно помним, что в романе Замятина никакого просвета нет. Саша Донецкий